Владимир Шитов - Собор без крестов

«Пахан расстался с такой суммой денег только из-за того, чтобы не пострадал вместо меня невинный

человек. Какая-то тайна во всей этой кухне есть, но мне в ней не разобраться одному, да она мне и не нужна.

Может быть, скрыться? Деньги на первое время есть, а дальше как жить? Явка с повинной не получится, больше

дадут меру наказания... Волчары! Зажали так, что и хвоста не подымешь, — со злобой и тайной завистью к

волкам подумал он. — Деньги к моему преступлению никакого отношения не имеют. Они чистые, а поэтому я могу

на них открыто погулять. Кто знает, сколько лет придется вспоминать эту гулянку!»

Вспомнив свою кличку, он подумал:

«Из-за двух золотых коронок меня прозвали в колонии Золотой. Как же тогда можно назвать пахана, который

меня купил и продал, забыв о моем существовании? Каким я оказался дешевкой! Две недели тому назад, не

потеряй свой ум, разве согласился бы я сейчас продавать себя за 8 — 10 лет свободы? Деньги можно занять, а

потом отдать, годы, проведенные в зоне, не возвращаются, а вычеркиваются из жизни. Баклань не баклань, а

поезд ушел. Покатилась, завертелась, смялась, стопталась не чужими, а собственными руками собственная

жизнь. Как тут не запить и не накуролесить?»

Явка с повинной Кислякова Николая Ярославовича и проведенные новые следственные действия

Подроманцева, основанные на показаниях Кислякова, окончательно убедили Подроманцева в непричастности к

гибели Соколовой Гончарова.

Явка Кислякова в РОВД упростила расследование уголовного дела для Подроманцева, так как Кисляков

рассказал не только, как совершил преступление, но и представил нож, которым Соколовой было причинено

телесное повреждение.

Можно было быть довольным хорошим результатом, но у Подроманцева был ряд нерешенных вопросов, на

которые ни он, ни Кисляков не имели ответа: 1. Кто подложил на месте преступления нож Гончарова? 2. Кому

было выгодно осуждение Гончарова?

Возможно, в момент совершения Кисляковым преступления у Гончарова был нож с собой, и он выкинул его

на месте преступления, желая от ножа избавиться, так как этот нож криминалистической экспертизой признан

холодным оружием, а за ношение холодного оружия предусмотрена уголовная ответственность. Эта версия была

наиболее вероятной. Она давала ответ на два вопроса, объяснение которым Подроманцев ранее не находил.

Подумав и пересилив соблазн поработать над версией виновности в преступлении, кроме Кислякова, других

лиц, Подроманцев вынес постановление о прекращении уголовного дела в отношении Гончарова по причине

отсутствия в его действиях состава преступления. Об этом он уведомил Гончарова при его освобождении из

ИВС.

Следователю милиции, у которого в производстве одновременно находится до двух десятков уголовных дел, при расследовании которых постоянно возникают вопросы, на которые у него не всегда находятся ответы, легко

понять Подроманцева, почему он впоследствии отключился от Гончарова и не продолжил в отношении его своих

проверок.

Глава 6

Сарафан имел основания быть недовольным работой милиции, которая ущемила его права как личности.

Необоснованность задержания подтверждалась справкой. Он был жертвой, а поэтому вызывал сочувствие

окружающих, легко получил на работе двухдневный отпуск без содержания.

На другой день после освобождения из ИВС в 11-м часу Сарафан пришел домой к Бороде. Встреча соучаст-

ников многих преступлений была холодной и натянутой, по мере того как на столе уменьшались закуски и

спиртное, пропорционально и беседа двух недавних противников становилась более оживленной и

содержательной.

— Как вы нашли и заставили Кислякова явиться в милицию с повинной? — нарушил молчание Сарафан.

— Ради тебя пришлось попыхтеть, — уклончиво ответил Борода.

«Вряд ли ты нашел бы нужным попыхтеть, если бы я тебе не покорился», — убежденно подумал Сарафан.

— И давить, и мазать пришлось, выбивая явку у этого хулигана, — заметил Борода.

— Сколько дали? — поинтересовался Сарафан.

— Пачку четвертаков.

— Дорого обошлась нам борьба с хулиганом, хорошо, что он один, а так и в трубу можно вылететь, —

пошутил Сарафан, наливая себе в рюмку водки.

«Ты смотри, уже говорит МЫ, значит, перестал себя отделять от нас», — с удовольствием подумал Борода.

— Ты с ним ранее был знаком? — спросил Борода, продолжая запутывать Сарафана.

— Знаком не был, и Ирина о нем ничего не говорила.

— Бабы о своих похождениях не любят трезвонить, не в пример некоторым мужикам, — заметил Борода.

— Это факт, — согласился с ним Сарафан, а потом после некоторого раздумья заметил: — Я был обложен

красными флажками, как волк, и только явка с повинной этого Кислякова спасла меня. Случайно не ты приложил

здесь свои руки? Слишком уж тонкая случайность? — внимательно посмотрев в глаза Бороде, спросил он.

— Обижаешь, сынок, — медленно, с расстановкой ответил Борода, ни мимикой, ни движением не выдав

своего волнения.

— Это я сказал к слову, можешь не обижаться, пока ты из моего доверия не вышел.

При других обстоятельствах Борода мог вспылить, встать в позу, разгневаться, но сейчас посчитал уместнее

не конфликтовать и увести разговор от такой щекотливой темы.

— Тебе не надоело ходить под административным надзором? — улыбнувшись, покровительственно спросил

Борода.

— Еще как! — выстраданно ответил Сарафан, с надеждой посмотрев на Бороду. — Разве есть возможность

от него избавиться?

Илларион Константинович, задумчиво поглаживая свою бороду, пояснил:

— Невозможного, как говорят ученые, почти ничего нет, все можно сделать, до всего можно додуматься...

— Говори быстрее, не тяни, — подогнал его Сарафан.

— Тебе надо уволиться с работы и уехать в другой район, там не просто жениться надо, а вступить в

зарегистрированный брак, взяв себе фамилию жены, и выехать на новое место жительство, где осядешь другим

человеком. Можно эту комбинацию продолжать до бесконечности.

Твое преимущество после смены фамилии еще будет в том, что если, не дай Бог, придется за что-нибудь

отвечать, будешь ягненком, а не полосатым тигром.

С каждым словом Бороды Сарафан убеждался в приемлемости данного предложения.

— Твоей такой фиктивной женой станет сестра Валета. Ты не возражаешь? — улыбнувшись, обратился к

нему Борода.

— Она не уродка и не будет ли потом на меня претендовать в натуре?

— Баба своя в доску и сделает все так, как ей скажут, — успокоил его Борода.

Глава 7

В кабинете ресторана за столом, заставленным обильной закуской, сидели начальник холодильника