Владимир Шитов - Собор без крестов

Уединившись в кабинете ресторана Центрального дома туристов, они втроем завели разговор.

Борода вкратце сообщил артисту, для чего ему нужны деньги в сумме пятисот тысяч рублей. Он сказал:

— Деньги у меня есть, но в декларации я не смогу указать настоящий их источник приобретения. Поэтому

прошу тебя снять такую же сумму со своего счета в банке в Москве и внести их на свой счет, скажем, в

Ленинграде.

Мы оформим с тобой договор займа через нотариальную контору, а в другой такой же конторе состряпаем

документ, что я долг тебе вернул.

— А если дяди в красных фуражках спросят, с какой стати я занял вам столько денег?

— Резонный вопрос, — согласился с ним Борода. — Ответ на него может быть двоякий. Ты от суммы займа

будешь получать от меня 50 процентов годовой выручки, а если я не верну тебе деньги в срок, то ты

автоматически вместо меня можешь стать акционером прибыльного дела.

— Мне ваши деньги все равно не придется считать. Если не секрет, то каковы ваши дивиденды, что вы

решились на такую рискованную затею?

— Тридцать процентов годовых от суммы вклада, — сообщил Борода.

— Выходит 150 тысяч в год, — удивился певец.

— Выходит так, — подтвердил Борода.

— А мне нельзя войти к тебе в долю? — поинтересовался Душман.

— Пока можешь рассчитывать только на стольник, а там видно будет, — предложил Борода. — Устраивает?

— Считай, что договорились, — согласился Душман.

— Только крышу на свои бабки ищи другую, — улыбнувшись, посоветовал Борода.

— На стольник финансиста найти не проблема, — небрежно ответил Душман.

— Как мне взять такую уйму денег в сбербанке? — поинтересовался певец, сообщая собеседникам о

возникшей перед ним проблеме.

— А зачем тебе их оттуда брать? — удивленно спросил его Борода, давно имевший ответ на такой вопрос. —

Пускай они тебе выпишут аккредитив, чтобы был расход с твоего счета. А разве аккредитивы в банке уже не

выписывают и не принимают? — улыбнувшись, пошутил Борода.

— Ну, дед, ты и поешь! Не каждый профессиональный певец сможет тебя заглушить, — восхищенно

похвалил Бороду за изобретательность артист.

Пропустив похвалу миму ушей, Борода продолжал развивать свою мысль:

— Я понимаю, что наша возня сейчас для тебя до лампочки, поэтому сколько возьмешь с меня за оказанную

услугу?

Артист, посмотрев на Душмана, задумался, а потом, улыбнувшись, сказал:

— Чтобы мои яблоки не замерзли на снегу, как у некоторых. — Он намекнул на своего коллегу, которого

неизвестные накрыли более чем на триста тысяч рублей и побили к тому же. — Мой покровитель — ваш

товарищ, поэтому не будем размениваться на какие-то тысячи. Мне с вас ничего не надо, правда, хлопоты

определенные создадут мне некоторые неудобства. Не так я говорю? — спросил вдруг он Душмана.

— Если бы ты не был мне другом, то разве мы рискнули говорить о таких дорогих секретах? — успокоил его

Душман.

— Чуть не забыл, черт старый, — хлопнув ладонью себя по лбу, произнес Борода. — Ту песню, что я сейчас

пел, чур нигде не пересказывать.

— Не маленькие, — слегка обидевшись, заметил артист.

— Если потом возникнут какие-то изменения по акциям, утрамбуем вопрос с Тарасом Харитоновичем. Будет

он опять подкупать акции или нет — обо всем договоримся, чтобы дуть в одну дудку, — закончил поучать Борода.

Распив всего лишь две бутылки шампанского, они покинули ресторан. Доставив артиста к нему домой, они

поехали к Душману, где их ждала Лариса, тоже желавшая отметить прилично приезд земляка-гостя.

В машине Душман недовольно пробурчал Бороде:

— Почему у меня дома не предложил мне участвовать в деле?

— Потому что я седой, а ты всего лишь серый, — хлопнув дружески его по плечу, пошутил Борода.

Он рассказал Душману, в какой просак попал Лапа и как умело из него выкрутился, не упустив его

предложения ему участвовать в мероприятии.

— Ты представляешь, что было бы, если бы я клюнул на его предложение? Я пролетел бы под фанфары. С

кого спрашивать, кто виноват, с кого требовать убытки? С черта лысого!

— Выходит, я сам подписался тебе в компаньоны и сам буду расхлебывать возможные неприятные

последствия, — подытожил Душман.

— Точно так же, как и я, — подтвердил миролюбиво Борода.

Так Лапа, Борода и Душман стали владельцами 70 процентов акций своего предприятия.

Лапа, продав свои хоромы в городе, переехал жить в поселок Розовый, где купил себе дом еще большего

размера, но по цене почти вполовину дешевле.

От своих компаньонов он получил доверенности на руководство предприятием.

Первой его самостоятельной акцией было увольнение с работы сторожей-пенсионеров, вместо которых

принял на работу трех ближайших своих подручных, старшим из которых назначил Лютого.

Сторожам он назначил зарплату по 400 рублей в месяц, тогда как Лютому на 50 рублей назначил больше.

В течение нескольких недель после заступления Лапы на должность руководителя инженеры, которые

одновременно были начальниками смен, перестали жаловаться на нарушения трудовой дисциплины со стороны

отдельных недисциплинированных рабочих.

Уволив кассира и оставив одного бухгалтера, Лапа сам стал выдавать зарплату.

Ему нравилось работать с деньгами, а поэтому дополнительная нагрузка его не тяготила.

Ночами он часто задумывался над своим настоящим положением.

Как вор в законе, он не должен был работать, но командовать людьми, давать распоряжения, принимать

решения, понимая, что в предприятии есть часть его собственности, было таким допингом, лишиться которого он

не только не мог, но и не хотел.

Он успокаивал себя мыслью: «Работать на себя нам не запрещается, это все равно как я копался бы у себя

на даче».

У Бороды он выкупил 10 акций к тем, что имел ранее, а поэтому хорошие дивиденды да плюс зарплата в 500

рублей изменили его отношение к труду.

Только инженеры получали у него зарплату в 600 рублей. С ними он постоянно советовался и требовал, чтобы они шевелили мозгами, повышали производительность кислородного цеха и думали, как расширить

производство с меньшими затратами, давая им понять, что у их руководителя на ввод новых мощностей бабки

найдутся.

Соседкой Лапы оказалась веселая нравом, шустрая женщина, которая только год назад вышла на пенсию. Ее

взрослые дети разъехались. Она осталась одна.

Иногда она приходила к нему помогать готовить еду, иногда соглашалась переночевать у него, но разговора

о том, чтобы она переходила к нему жить, не было. Однако близость отношений между ними зашла так далеко, что оба понимали неизбежность предстоящего супружеского союза.