Дональд Уэстлейк - Разная любовь, разная смерть

— Ну вот. Доволен?

— Вполне.

— До встречи, Митч! — сказал он на прощанье.

— Буду на связи, Марти, — пообещал я.

С Фредом Джеймсом мы не обмолвились больше ни словом. После того как они ушли, я перезвонил Рембеку. Он сам подошел к телефону и спросил:

— Получилось?

— Да.

— Я тут целую минуту бушевал, — хмыкнул он. — Думал, вы и вправду хотели отказаться.

— Если бы из этого ничего не вышло, — сказал я, — и вправду бы отказался.

На этот раз швейцар меня узнал. Из-за дождя я взял от метро такси, и он, выйдя из подъезда, открыл передо мной дверцу машины, коснувшись рукой фуражки и назвав меня «сэр»; с той же почтительностью он обслуживал типов вроде Виклера, посыльного, который впервые принес мне известие об этой работе. Пока я выбирался из салона машины и шел к зданию следом за услужливым швейцаром, который держал надо мной зонт, я вспомнил, как Эрни Рембек заверил меня при первой же нашей встрече, что на мое целомудрие не будет никакого покушения, и задал себе вопрос, не придется ли мне теперь так или иначе все равно его лишиться.

Надо побыстрее найти убийцу и убраться из этого мира мафиози подальше, надежно отгородившись от него моей стеной, которую я строил.

Наверху Рембек сам открыл мне дверь. Он сообщил, что теперь мой офис будет находиться прямо здесь, в его квартире, и препроводил меня туда, уверяя:

— Сюда бомбу никто не подложит. Это я вам гарантирую.

Он провел меня в небольшую комнату с видом на вентиляционную шахту. Кабинет был обставлен точно такой же мебелью, как и мой первый офис: письменный стол, шкаф для документов, стул и подставка для пишущей машинки. Рембек, стоя рядом со мной в дверях, окинул помещение взглядом и спросил:

— Ну как?

— Прекрасно.

— Ваш револьвер лежит в нижнем ящике стола. К сожалению, разрешение на ношение оружия для вас достать не удалось.

— Ничего страшного.

Подойдя к столу, я выдвинул ящик и достал «кольт-кобру», короткоствольный револьвер, 38-го калибра. Он был примерно такого же размера и веса, как и «смит-и-вессон», который я носил в течение последних нескольких лет полицейской службы, с той только разницей, что рукоятка у моего «СВ» была немного другой формы.

В ящике также лежала простая и добротная набедренная кобура. Я надел ее на свой пояс, засунул конец в карман брюк и вложил в нее револьвер.

Словно звуки из внезапно включенного радио, на меня нахлынули воспоминания.

— Ну как? — спросил Рембек. — Годится?

— Дайте мне пять минут, — попросил я. — Оставьте меня одного.

Он не понял.

— Как? Что с вами?

Я повернулся к нему и, повысив голос, почти крикнул:

— Да убирайтесь же отсюда, Рембек! На пять минут, черт возьми!

Не знаю, понял ли он меня на этот раз? По крайней мере, вышел, притворив за собой дверь и оставив меня в одиночестве в маленькой квадратной комнатенке с грузом оружия на правом бедре и не менее тяжелым грузом воспоминаний на сердце.

Как я мог об этом забыть? Я восемнадцать лет носил табельное оружие по привычке на бедре, постоянно ощущая знакомую успокаивающую тяжесть. Первые месяца два после… после того ходить без этого груза было неловко и непривычно, как будто мне прокусили дырку в бедре.

Однако тело, как и разум, все забывает, и с течением времени я привык к этой пустоте на бедре. И перестал замечать, что там чего-то не хватает. Я на мгновение потерял бдительность, и, когда опять ощутил кобуру на бедре, воспоминания, безжалостно накинувшись на меня, железными когтями впились в сердце.

Все проходит. Вскоре я снова смог дышать, двигаться, переключиться на мысли о другом. Когда через пять минут в дверь постучали, я сидел за столом, просматривая материалы по алиби шестерых подозреваемых из второго списка Рембека, который уже ждал меня на столе в конверте.

— Входите, — пригласил я. И Рембек нерешительно остановился на пороге. — Все в порядке.

Мои слова его успокоили, но все же он осторожно проделал короткий путь до стола, оставив дверь открытой.

— Иногда вы приводите меня в замешательство, — сказал он.

— Если бы все мои поступки можно было понять и объяснить логически, я бы до сих пор служил в полиции, а на вас бы работал кто-нибудь другой. — Я жестом указал на лежащие на столе бумаги. — Четверых можно исключить.

— Троих, — поправил он.

— Микки Хансела теперь тоже можно вычеркнуть, — возразил я.

— Ах да! Извините, не сообразил.

Я снова просмотрел рапорты по проверке алиби подозреваемых. Одним из двух оставшихся в списке был Уильям Пьетроджетти, бухгалтер, с которым я познакомился, когда впервые тут побывал. Он утверждал, что весь вечер провел дома один. Второй — некто по имени Мэттью Сиэй, род занятий — телохранитель. Он настаивал, что в среду всю ночь был с другом, но подробности сообщить отказался.

Я спросил:

— Сиэй — охранник, что стоит у вас на дверях?

— Нет, это Бургер, он все время здесь находится. С Ритой он вообще никогда не встречался. С Сиэем мы иногда бывали вместе на светских приемах.

— Я хочу с ним встретиться. И с Пьетроджетти тоже. У них дома, как и с остальными подозреваемыми.

— Сегодня во второй половине дня вас устроит?

— Чем раньше, тем лучше.

Он кивнул:

— Будет сделано.

— А что там с Джорджем Льюисом? — спросил я. — В ночь на четверг он был на побережье?

— Определенно.

— Хорошо. — Достав бумагу и ручку, я начал составлять список.

— Я нанял вам нового помощника, — сообщил Рембек. — Он будет здесь в течение часа.

— Нет, спасибо, мне больше никто не нужен.

Он поглядел на меня:

— У вас тяжело на душе из-за Хансела, да?

— Естественно. Я получу копии полицейских рапортов по взрыву?

— Как только они появятся.

Я закончил список. В активе было семь имен:

Роджер Керриган

Фрэнк Доннер

Луис Хоган

Джозеф Лайдон

Пол Айнхорн

Уильям Пьетроджетти

Мэттыо Сиэй.

Я передал список Рембеку со словами:

— Мне на всех семерых нужны полицейские досье, если таковые имеются.

Он с жадностью схватил листок, впившись глазами в имена.

— Значит, это оставшиеся под подозрением? Убийца — один из семи?

— Возможно, если мы правильно поняли записку. — Я покачал головой: — Как жаль, что я ее утратил.

— Вы оставили ее в офисе?

— Да.

— Если хотите, я восстановлю, — с каким-то ожесточением произнес он. — Помню, все, что в ней было написано.

— Прекрасно. — Я встал с места и сел за машинку, придвинув ее поближе. — Диктуйте.

Он монотонно продиктовал мне записку Риты, и, если это и причинило ему боль, он не подал вида.

«Я ухожу. Я встретила настоящего мужчину, и мы вдвоем собираемся начать новую жизнь подальше отсюда. Ты никогда нас больше не увидишь».