Алексей Травин - Тигровая балка

Первый секретарь райкома Пулатов приветливо поздоровался с Сангиновым и после общих вопросов о здоровье, делах, настроении сказал:

— Нас заинтересовала ваша информация о нарушении технологии выращивания шелковичных коконов в колхозе «Рассвет». Такие сигналы поступали к нам и раньше, но по ним не было принято мер. Я прошу вас продолжать работу и ставить нас в известность о результатах. К будущей весне мы должны устранить недостатки в шелководстве.

Хотелось Сангинову рассказать Пулатову об отношении Кабирова к «шелковому делу», да постеснялся: еще подумает секретарь, что он жалуется на начальника...

Разговор в райкоме окрылил Вахоба. Его работа выходила за пределы уголовного дела по разоблачению жуликов, а вела к устранению недостатков в большой отрасли хозяйства района,— к укреплению экономики!

Возбужденный, Вахоб зашел к Философу. Хотелось поделиться радостью, что его работа заинтересовала райком партии. Но поговорить об этом не пришлось.

Беков сидел мрачный, внимательно читал бумаги. Увидев Сангинова, встал, уставился в какую-то точку на потолке и глубокомысленно произнес:

— Удивительно! Добро оказывается может породить зло, если нарушена мера. Если этого добра слишком много... А вот обратного явления я почему-то не встречал. Избыток зла никогда не порождает добро. Как ты думаешь, Вахоб?

— Не знаю, о чем ты философствуешь. Начитался? Сенеки или Диогена?

— Нет, лейтенант, тут дело серьезное. Любопытный человеческий документ. Исповедь одного, слишком доброго папаши. Кается в том, как он загубил своего сына. Интересно, что выкладывает он все это нам — работникам милиции. Раньше такую честь оказывали только священникам. Вот возьми, почитай сам.

Вахоб взял бумагу, но Беков продолжал:

— Скажи, Вахоб, если у тебя родится сын, ты сильно будешь его любить?

Сангинов усмехнулся:

— Конечно. Я его с рук спускать не буду. Это же будет мой сын. Продолжение моей жизни!

— Так я и знал, что ты это скажешь. Вот от такой слепой любви все и началось.— Философ сердито посмотрел на Вахоба.— А если у меня сын родится, я его буду воспитывать в суровых условиях. Начну закалять с пеленок. Никаких поблажек. Никаких нежностей!

— Спартанцем хочешь сделать, стоиком, Диогеном! — пошутил Сангинов.

— Не смейся, Вахоб, если бы люди побольше думали о воспитании своих детей, да посерьезнее к этому относились, нам с тобой было бы меньше работы... Да ты прочитай письмо, тогда все поймешь.

Инженер-строитель из Ферганы Гаюр Артыков просил найти его сына. Он писал:

«...Фактически я потерял Усмана несколько лет тому назад, когда он первый раз попал в тюрьму. Меня убедило в этом его поведение на суде. Он без всяких угрызений совести, как о самом обычном деле, рассказывал об ограблении магазина. Перед судом стоял непонятный, незнакомый мне Усман. Сначала я отказывался в это верить, но потом убедился, что совсем не знаю своего сына.

Когда я уходил на фронт, ему было пять лет. Он уже все понимал и горько плакал. Всю войну я видел перед собою заплаканное лицо ребенка. Я поклялся, Что если останусь жив, сделаю все, чтобы сын мой был счастлив.

Я вернулся домой. Моя жизнь сосредоточилась на Усмане. Он не знал нужды ни в чем. Игрушки, велосипеды, часы, аккордеон, мотоцикл покупались раньше, чем он пожелает. Про одежду я не говорю, с третьего класса на него шили в лучших ателье Ферганы.

Я был уверен, что сына моего надет великое будущее, видел в нем массу талантов. Вы понимаете, каково было мое возмущение, когда Усмана арестовали.

Возмущался я не поступком сына (я просто не допускал, чтобы он сделал что-нибудь плохое), а работниками милиции, посягнувшими на мое сокровище. До самого суда я был уверен в невиновности Усмана. Только на суде, услышав из его уст спокойное признание в совершенном преступлении, я понял — был слеп от непомерной родительской любви. Хотел воспитать идеального гражданина, а на самом деле рос, независимо от меня, бездушный эгоист, не признающий никаких моральных норм.

Законом жизни Усмана стало его желание. Оказывается, он ограбил магазин только потому, что я не мог купить ему автомобиль. Какой это был жестокий, но запоздалый урок для меня!

С тех пор Усман несколько раз представал перед судом. Из тюрьмы он возвращался ко мне. Ведь он мой сын. У меня и до сих пор не исчезла надежда на его исцеление.

Прошу вас, уважаемые работники милиции, к кому попадет мое письмо, помогите мне найти сына. Он исчез несколько недель тому назад. Два последних года он работал в ювелирной мастерской. Женился. Вел себя хорошо, только иногда исчезал из дому на несколько дней. Домой возвращался веселый и довольный. Мы все надеялись, что он окончательно порвал с прошлым. Но вот он исчез. Перед этим он куда-то уезжал. Вернулся мрачный. Несколько дней лежал и ни с кем не разговаривал. Когда жена упрекнула его за то, что он не ходит на работу, Усман избил ее и, швырнув в лицо пачку денег, ушел.

Денег оказалось пятьсот рублей. Откуда они появились у него? Видно, мой сын снова занимается нечестными делами.

Усман как-то говорил, что у него есть друг в Таджикистане, в Вахшском районе. Имени друга он не назвал, но познакомился с ним, видимо, в колонии. Поэтому я решил обратиться к вам за помощью.

Убедительно прошу вас проверьте, не появлялся ли на территории вашего района мой сын Артыков Усман».

Закончив читать письмо, Сангинов серьезно сказал:

— Да, Беков, пожалуй, ты прав — одной слепой любовью человека не воспитаешь... А старика жалко. Он ведь до сих пор не разочаровался в своем сыне. Хотя и слепой, но настоящий отец. Надо помочь ему разыскать сына.

— Если он в нашем районе, я обязательно найду этого негодяя и прочитаю ему письмо отца,— сердито проворчал Философ.

* * *

Урак в Тигровой балке не появлялся.

Когда Сангинов получил из Душанбе сообщение о судимости шофера за квартирные кражи, а колхозники рассказали, что излишки шелка из колхоза увозил Урак, Кабиров вынужден был согласиться на обыск в кибитке шофера.

Обстановка в комнатах оказалась бедной. Всюду мусор. Посредине кибитки неубранный дастархан, на котором лежали зачерствевшие лепешки, стоял чайник и две пиалы. Последний раз в кибитке пили чай двое.

Пол в углу кибитки был светлее, видимо, его мыли совсем недавно. Внимательно присмотревшись, Сангинов заметил темные пятна на стенах. Он попросил понятых снять с окон старые газеты и, когда стало светло, ясно увидел какие-то темно-красные брызги. Рядом, на полу, также расплылось большое овальное пятно.

Вахоб сфотографировал следы на стене и полу, а затем аккуратно соскреб на бумажку темные пятна. Больше в жилище Урака ничего найдено не было.

* * *