Артур Апфилд - Из собрания детективов «Радуги». Том 1.

— Я думаю только, что настало время немного прощупать Фрюкберга. Кстати, кто-нибудь записал номер такси, на котором его привезла швейцарка?

— Конечно, менеер Ван Хаутем. Шоферу велено явиться в управление к девяти часам для дачи показаний.

— Хорошо. Теперь попроси сюда Фидлера.

Когда содержатель пансиона уселся напротив Ван Хаутема, тот жестом показал на поднос:

— Вот это мы только что обнаружили в тайнике в четвертом номере.

— Тайник в четвертом номере? Что ж… в таком старом доме все возможно. За эти годы выявилась масса сюрпризов — всякие скрытые помещения в подвалах и в коридорах. Но я не знал, что и в четвертом номере тоже… А что это такое?

Комиссар достал распечатанную коробку и молча протянул ее Фидлеру.

Тот открыл ее и понюхал.

— Туалетная пудра! — Он осмотрел внутреннюю сторону коробки и удивленно воскликнул: — Courtot Successeurs! Но ведь это фирма Ивера из седьмого номера. Я полагаю, Фрюкберг случайно нашел в своей комнате тайник, где бы он там ни был, и разрешил Иверу держать там часть его запасов. Никогда не поверю, чтобы Фрюкберг вкладывал свои сбережения в такое огромное количество очень дорогой туалетной пудры. Ведь тут, вероятно, на сотни гульденов!

Ван Хаутем перевернул четырехугольный листок картона, который лежал наготове, и показал Фидлеру цифру «7».

— Это тоже было в тайнике.

Задумчиво глядя прямо в глаза полицейскому, содержатель пансиона медленно проговорил:

— Вот как?… И в коробках не туалетная пудра, а что-то другое?

Комиссар молча кивнул.

— Значит, все-таки!… Надо же! Оказывается, мы, сами того не зная, шутя, попали в самое яблочко. Вот если только… — Спокойный голос вдруг прервался.

— Если только?…

— …если только Ивер пользовался тайником без ведома Фрюкберга, чтобы отвести от себя подозрение.

— Вы считаете, так могло быть? — спросил Ван Хаутем с сомнением в голосе.— Вы же сразу узнали название его фирмы на крышке коробки! Зачем бы Ивер стал рисковать, зная, что упаковка может его выдать?

— А не бывает ли чаще наоборот? Разве такая явная очевидная глупость не наилучший способ остаться вне подозрения? Какой идиот будет нелегально пересылать запрещенные товары в своих фирменных коробках? А само имя «Courtot», кстати, великолепное прикрытие для контрабандных товаров. Представьте себе, что таможня нашла такую коробку в багаже элегантной дамы. Разве контролер усомнится в безобидности содержимого коробки? фирма «Courtot Successeurs» известна во всем мире! Если вы спросите меня, я скажу: уже само это имя гарантирует от всяких подозрений. — Фидлер некоторое время пристально глядел перед собой. — Правда, нужно еще выяснить, как же выставляли картонку в окно, когда Фрюкберг находился дома Жаль, что он уехал в Швецию, по крайней мере мне он сказал, что уезжает.

— Он в следственной части полицейского управления и ждет, когда я его допрошу, — коротко сказал комиссар. — Он вовсе не уезжал из Амстердама, а сегодня ночью забрался в ваш дом и нанес Терборгу чувствительный удар по затылку молотком, который взял у вас на кухне. — Ван Хаутем поднял газету, закрывавшую instrumentum delicti [25] Орудие преступления ( лат .). . — Это молоток из вашего ящика с инструментами?

— О да! Молоток наш. — Безграничное удивление овладело Фидлером.— Вы хотите сказать, что вы его арестовали?

— Вот именно. С помощью фройляйн Мигль, которая тоже дежурила ночью. Она — сотрудник одного из частных детективных бюро Швейцарии и поселилась у вас, чтобы наблюдать за Фрюкбергом. — Ван Хаутем с улыбкой взглянул в удивленное лицо собеседника. — Как видите, в вашем пансионе разыгралось немало серьезных событий. Некоторые важные моменты уже выяснены, но это не значит, что вы от меня избавились. Сейчас я отправлюсь на Эландсграхт переодеться в более скромную одежду. Перед завтраком я вернусь обратно и продолжу допросы. А пока, на случай новых сюрпризов, мои люди останутся охранять дом. Сейчас полчетвертого, и я посоветовал бы вам часок-другой соснуть. Еще один вопрос: что за человек этот менеер Ивер?

— Таких принято называть весельчаками. В хорошем смысле слова. Услужливый, всегда готов смеяться громче всех, если над ним подшучивают. Помнит дни рождения всех наших постояльцев и тогда к завтраку кладет на стол маленький подарок. Флакончик духов. Мыльный крем для бритья… ну и подобные мелочи. Пользуется симпатией постояльцев. Не столько из-за подарков, сколько потому, что человек он веселый, во всем находящий одну только светлую сторону.

— А не проявляются ли эти хорошие качества с определенным расчетом? Или он одинаково хорошо относится ко всем?

— Вот именно, ко всем. Это замечаешь сразу, стоит только с ним заговорить. За столом всегда кто-нибудь начинает разговор на злободневные темы, и тогда одно удовольствие слушать меткие оценки Ивера. Он человек очень неглупый. Остроумный. Весьма красноречивый…

— Он последнее время не жаловался при вас на зубную боль?

— Нет! Почему вы спрашиваете?

— Сегодня ночью он сильно страдал зубами. — Ван Хаутем встал и велел Старингу, который в столовой приводил в порядок свои записи, отнести поднос с коробками в служебную машину, ожидавшую на улице. — Я тоже сейчас приду. Предупредите, менеер Фидлер, чтобы никто не выходил из дому без моего разрешения. Мои люди проследят, чтобы никто не пользовался телефоном. Если ваши постояльцы будут удивляться, скажите, что я скоро вернусь и все объясню.

Комиссар еще раз обошел спящий дом, давая то одному, то другому из своих подчиненных энергичные, четкие указания, и наконец сел в служебную машину. С легким зевком он откинулся в свой уголок и даже закрыл глаза на те несколько минут, которые понадобились шоферу, чтобы довезти его на Эландсграхт.

У себя в кабинете он немного постоял у открытого окна, подставив лицо свежему ночному ветерку. Да, можно сколько угодно уверять себя, что тебе ничего не стоит, как в молодости, проработать всю ночь без сна, но свинцовая тяжесть в веках излечит тебя от зазнайства. Комиссар устало провел рукой по глазам.

Огромный город, расстилавшийся перед ним, словно бы и не нуждался в отдыхе! Конечно, обычное уличное движение замерло, но, если хорошенько вслушаться, отовсюду непрерывно доносятся самые разнообразные звуки. Грохот тяжелого грузовика, которому еще нынче предстоит бог знает какой длинный путь; гул вечно работающих гаваней, вместе с мощными порывами ветра проносящийся по всему городу; далекая сирена пожарной машины, несущейся где-то по вымершим улицам. А вот раздаются четыре мелодичных удара башенных часов, над морем крыш разными голосами им вторят другие часы, и постепенно звуки их опять замирают.

Ван Хаутем закрыл окно. Настало время вернуться к делу о заплутавшихся бриллиантах. Он вызвал дежурного и голосом, из которого исчезли последние остатки сонливости, приказал: