Инна Балтийская - Песочные часы Невидимки

– С чего это такие мысли? – удивилась я. – Ты чем-то больна?

– Нет, – тихо сказала Олеся. – Я вообще никогда не болею, с детства. И ничего не боялась раньше. Только вот когда этим делом занялась… Сначала все таким увлекательным казалось! Я несколько дней бродила по первому этажу, думала – вот сейчас подойдет ко мне некий дядя, представится деканом, я с ним выйду на улицу, дам сигнал Сереге, скрутим мы этого дяденьку и в отделение доставим, на блюдечке с голубой каемочкой.

Но ко мне никто не подходил. И с каждым днем я все отчетливее понимала – в универе плохо, очень плохо! Коридоры какие-то душные, темные. Там окон мало, света почти нет. И тени мелькают, мелькают… – Она вздрогнула и прошептала: – Ты знаешь, со мной те девочки, пропавшие, пытаются поговорить!

Я с ужасом взглянула на Олесю. Блин, кто вообще допустил ее к оперативной работе?!

– Может, тебе в отпуск надо? – осторожно спросила я. – Ты… обязана ловить этого маньяка?

– Я закончила юрфак, это типа практика, – усмехнулась Олеся. – Да не смотри на меня так, я не сумасшедшая! Я голосов не слышу и призраков не вижу. Но я чувствую… Они как будто пытаются что-то сказать мне, предупредить, пытаются прорваться… Но не могут. Их нет в живых, я тоже это знаю, не только ты. Мне только маму жалко. Она меня одна растила. Всю жизнь деньги копила, чтобы за мое обучение заплатить. Как и матери тех девочек, погибших. Она все ждала, когда я вырасту, замуж выйду, внуков ей нарожаю. Не будет у нее внуков…

– Олеся, бросай ты эту практику! – как можно убедительнее сказала я. – Серьезно, бросай! Давай я с Оскаром поговорю, он тебе подпишет направление, практику тебе зачтут. И ты больше не будешь участвовать в спецоперациях.

– Нет, поздно уже, – серьезно ответила Олеся. Ее большие синие глаза запали и как будто потускнели, белесые ресницы слиплись, и лицо выглядело совсем изможденным. – Ничего не изменить, ничего… Эти девочки ждут меня.

– Ты кому-то говорила о своих… видениях? – осторожно спросила я. – Подругам, матери, Оскару, Сергею?

– Зачем мне им об этом говорить? – Олеся резко вскинула голову, в ее голосе послышался вызов, и на мгновение она вновь стала похожа на ту самоуверенную дерзкую девчонку, которую я помнила. – Мать помрет сразу от ужаса, Сергей оборжет меня, а твой Оскар вообще в психушку засунет. А ты странная гадалка! Не веришь в потусторонний мир, да? Я тоже раньше не верила, но я и в гадание не верила. И в вещие сны тоже. Ты меня чокнутой считаешь? А я ведь сны теперь каждую ночь вижу. Плохие. Знаешь что… Когда меня… тоже , я потом к тебе приду. И расскажу, кто он и где его искать. Я прорвусь, не сомневайся.

Весь остаток дня я рвалась поговорить с Машей об Олесе. Было ясно, что ее надо немедленно отстранять от дела. Очевидно, будущая юристка оказалась слишком впечатлительной, и поиски пропавших девушек надломили ее психику. А может, она изначально была немного не в себе, и первая же серьезная психическая нагрузка дала толчок к безумию. Но Маша сначала сбрасывала мои звонки, а потом вообще отключила мобильный. Тогда я позвонила Оскару. Он трубку взял, быстро прошипел: «Мы все на совещании!» – и тут же отключился.

Назавтра с самого утра я вновь позвонила Маше, и снова она не брала трубку. Я стала методично звонить каждый час. После шести вечера подруга прислала эсэмэску: «У нас ЧП. Отзвонюсь, как только смогу».

Почему-то после этого сообщения меня начало знобить. Перед глазами внезапно поплыли вроде бы уже позабытые строки из газетной статьи: «Соседка Наташи, очень любившая ее мать, сообщила: «Перед тем, как поехать в последний раз в институт, Даша пришла ко мне со всеми старыми фотографиями, стала рассказывать о маленькой Наташе, о том, какими они с мужем были молодыми, и горько-горько плакала. Я ее успокаивала, говорила: «Ты же радоваться должна, дочка в институт поступила, на врача выучится. Твоя мечта сбылась». А она все никак не успокаивалась. Как будто чувствовала беду…»

Я быстро набрала эсэмэску: «Я хочу поговорить об Олесе». Маша откликнулась мгновенно:

– Поля, она тебе звонила?! Где она?!

– Машка, какого черта ты не брала вчера трубку?! – чуть не заплакала я. – У Олеси нервный срыв, ей нельзя сегодня было идти в универ! Она пропала, да? Как это произошло?

– При чем тут нервный срыв?! – Маша сама чуть не ревела. – Она встретила этого… лжедекана! И пропала… – В трубке раздались сдавленные рыдания, но через минуту Маша взяла себя в руки. – Поля, расскажи подробно, что она тебе вчера говорила?

– Только при личной встрече, – твердо сказала я. – Я еду к вам!

В управление меня пропустили сразу, но подняться наверх не разрешили. Еще около двух часов я, как тигр в клетке, металась по небольшой приемной на первом этаже. Наконец ко мне спустилась бледная, осунувшаяся Маша. Она кивнула дежурному, приглашающе махнула мне рукой, и мы вместе поднялись на третий этаж.

На сей раз меня допустили в святая святых – в комнату, где проводила совещание вся команда вместе с психологом и психиатром. На лицах десятерых мужчин читалась такая растерянность, что мне стало не по себе. Никогда я не видела в таком состоянии самоуверенного, властного Оскара. Маша была полностью деморализована. Лица четырех девушек-практиканток, которые, как и Олеся, дежурили на этажах универа, были бледны, в глазах их был явственно заметен откровенный страх.

В полном молчании опергруппа выслушала рассказ о моем последнем разговоре с Олесей. Когда я закончила, молчание длилось еще минут пять. Потом одна из практиканток встала и четко заявила:

– Я отказываюсь от дежурств в этом чертовом месте! Сами ловите своего декана-призрака. Можете не засчитывать практику, мне все равно. Жизнь дороже!

Она быстро пошла к двери. Уже приоткрыв дверь, на минуту остановилась, будто ждала, что ее кто-то задержит. Но все по-прежнему молчали, и девушка в конце концов вышла из комнаты.

– Другие желающие отказаться от операции имеются? – после минутной паузы спокойно спросил Оскар.

– А практику не зачтут? – дрожащим голосом спросила вторая девушка.

– Зачтут.

– Тогда я ухожу. – Девчонка тут же вскочила с места. За ней к двери пошла и третья практикантка. Четвертая осталась сидеть.

– А вы, Тамара? – вежливо, словно мы все были на приеме в посольстве, спросил Оскар. – Вы не желаете нас покинуть?

– Не желаю, – отрезала девушка. – Я остаюсь.

– Понятно, – устало сказал Оскар. – Короче, завтра на дежурство заступаете вы и… добровольцы. Моя жена и Полина. Я два часа назад отправил запрос в министерство, оттуда уже пришел факс. Ввиду чрезвычайных обстоятельств Полину Кудрявцеву с сегодняшнего дня по договору включают в нашу опергруппу как эксперта-парапсихолога. Будет консультировать нас, чтобы мы разобрались с паранормальщиной в этом деле. Ну, это по бумагам. На самом деле ей придется играть роль… подсадной утки, – совсем тихо закончил он.