Шарль Эксбрайя - Музыка, вперед!

– А где Пепе?

Все вспомнили, что старик исчез, и никто не видел его с момента изгнания из зала мэрии. После ареста мужа Лаура приобрела пессимистический взгляд на мир. Она трагически вздохнула:

– Наверное, он уснул вечным сном в каком-нибудь укромном уголке, как побитая собака.

И она зарыдала пуще прежнего, на этот раз оплакивая несомненную смерть своего деда. Но Джанни заметил, что бабушка Белла тоже отсутствует. Это всех успокоило. Старики, по всей видимости, находились где-то вместе. Чтобы убедиться в этом, крестьяне побежали к дому Веничьо. И действительно – на веранде Пепе и Изабелла потихоньку потягивали вино, чтобы забыть о безумии мира, которого они больше не узнавали.

Аврора отказалась следовать за родителями, чтобы остаться с Джанни. Когда они вновь оказались одни, девушка робко спросила:

– Ты правда так думаешь?

– Что?

– Что я не буду твоей женой?

Тот смущенно проворчал:

– Это невозможно…

– Ты меня больше не любишь!

Джанни было стыдно, но он не мог дать волю чувствам.

– Перестань, это уже начинает надоедать!

Аврора обалдела от такой вопиющей несправедливости. Глотая слезы, она закричала:

– Я была дурой, когда верила твоим словам. Ты бессердечный обманщик, как и все Капелляро!

– Я запрещаю тебе так говорить о моей семье!

– Почему же мне нельзя говорить о ней? Это что – Святое Семейство?

– Во всяком случае, моя семья получше твоей!

– А что плохого в моей семье?

– Все знают, что Веничьо – худшие люди Страмолетто. Мужчины – отъявленные негодяи, а женщины спят со всей деревней!

– Ох! Как ты смеешь! Какой ужас! Это ты про мою мать так говоришь?

Теперь, когда слова коснулись конкретного человека, Джанни устыдился своих грубых слов, но из упрямства не хотел признаваться.

– Нет, конечно, твою мать я очень уважаю.

– Значит, ты говорил о прабабушке? О бабушке Белле, бывшей невесте твоего деда Пепе?

– Что ты городишь? Твоя прабабка – самый лучший человек в твоей семье!

Побледнев, девушка подошла к нему вплотную:

– Значит, ты имеешь в виду меня?

Эти вопросы приводили Джанни в отчаяние, вынуждая признать несправедливость своих обвинений. Ни с того ни с чего он разозлился:

– Я предпочитаю не отвечать на твой вопрос!

Аврора издала хриплый стон, в котором смешались горе и изумление. Джанни чуть не схватил ее в объятия, но проклятая фамильная гордость помешала ему. Аврора встала на дыбы:

– Джанни, ты пожалеешь об этом… Кроме тебя есть и другие мужчины!

Это задело его самолюбие. Уязвленный, он усмехнулся:

– Может быть, Сандрино Виргилий! Говорят, горбуны приносят удачу в хозяйстве!

– Плевать мне на Сандрино! Я не останусь жить в деревне, где всегда буду тебя видеть! Я уеду в Фоджу!

– Одна?

– Не одна! Один полицейский предложил мне уехать вместе с ним!

Джанни побагровел:

– Какой полицейский?

– Тебя это не касается! У тебя больше нет прав на меня. Прощай!

Он с трудом поборол желание броситься за ней вдогонку. Хотя он и не поверил ей, но в глубине души его начало терзать легкое беспокойство.

Карабинер достал бутылку белого вина и два стакана. Необходимо было выпить, чтобы поднять дух и себе и Капелляро.

– Джузеппе… ты знаешь, я не убивал Криппа.

– Не расстраивайся, Аттилио.

– Кто меня защитит, когда я приеду в Фоджу?

– Ты пока еще здесь…

Слегка успокоившись, Капелляро осушил стакан и добавил:

– До чего упрямый этот толстяк. Но у меня нет ни малейшего желания умирать во цвете лет!

– Ты так дорожишь жизнью?

Пленник поднял глаза, чтобы убедиться, не смеется ли над ним карабинер.

– Конечно, дорожу! А ты нет?

– О, я…

В голосе Джузеппе слышалась такая отрешенность, что Аттилио растрогался. Он тихо сказал:

– Это правда… твое «несчастье»… Прости меня.

Доверительная беседа была прервана приходом комиссара и его подручных. Данте был зол. Несмотря на свой опыт, хитрость и нюх охотника, Виргилий оказался неспособен отыскать следы похитителей трупа. Он вспылил, застав карабинера распивающим вино с пленником.

– Вы пьете с человеком, обвиненном в убийстве?

– Я не могу пить один, синьор комиссаар.

– На службе не пьют!

– Но так как я нахожусь на службе 24 часа в сутки…

– Замолчите! Я направлю рапорт о вашем поведении куда следует. Вы потеряете эту должность!

– Невозможно.

– Невозможно?

– Я служу в Страмолетто, потому что никто никогда не хотел сюда ехать.

– Меня не интересует ваше мнение. Впрочем, вы больше всех замешаны в этом деле. Если бы вы добросовестно выполняли ваши обязанности, то не допустили бы появления антифашистских настроений. И потом ваше место не здесь, а в армии. Вам должно быть стыдно отсиживаться в тылу, когда ваши товарищи погибают на фронте.

– Я уже говорил вам, синьор комиссар, – война меня не интересует. Меня вообще ничто не интересует со времени моего несчастья.

– Да вы пьяны?

– Я вам объясню…

– Мне смешны ваши объяснения! Карабинер, застегните наручники на руках арестованного и ждите меня в машине. Барбьери, вы отвезете предполагаемого убийцу Криппа в Фоджу. Я продиктую вам письмо для начальника полиции. Завтра вы вернетесь за мной и Пицци. Карабинер, проследите, чтобы ваш пленник не сбежал. Вы отвечаете за него головой.

Почти вся деревня собралась у дверей. Джузеппе пришлось прокладывать себе дорогу в толпе. Когда люди увидели, что он ведет Аттилио, со всех сторон раздались упреки:

– Джузеппе, мы так доверяли тебе!

– Джузеппе, как ты можешь так поступать?

– Чертов карабинер, ты забыл, что Аттилио был твоим другом?

Джузеппе невозмутимо продвигался вперед, ведя за собой Аттилио. Что он мог им ответить? Крестьянин по имени Сазини, распалившись больше остальных, вцепился в карабинера, крича ему в лицо:

– Если бы не полицейские, которые тебе помогают, Джузеппе, я бы плюнул тебе в лицо!

Пленнику пришлось вступиться за своего охранника:

– Что на вас нашло? Вы же знаете Джузеппе. Если он так делает, значит, не может поступить иначе. Это я должен сердиться на него, но я же не сержусь! Мы остались друзьями и даже выпили по стаканчику белого вина. А на твоем месте, Сазини, я бы не стал говорить несправедливые слова человеку, который пережил такое несчастье!

Женщины, сбившись в кучу, образовали живую крепость между карабинером и полицейской машиной. Джузеппе и Аттилио прошли сквозь облако крика, плача, стонов и проклятий. Лаура уцепилась за мужа. Бьянка уверяла Аттилио, что отныне он займет место в ряду святых мучеников, а карабинер чувствовал себя римским солдатом, который расчищает путь Христу, несущему крест.

Виргилий жил теперь только для того, чтобы отыскать тело Криппа. Сотрясаемый злобой, сапожник заново переживал все унижения, испытанные им с момента приезда полицейских. Ах, как он ждал их приезда, готовый вкусить сладкий плод мести, обещанной ему два месяца назад! И вот теперь люди из Фоджи стали для него дополнительным источником публичных оскорблений! Но последнее слово будет за ним! Он не будет ни есть, ни спать, пока труп дона Лючано не предстанет перед судом, чтобы разоблачить преступников и оправдать Сандрино Виргилия. Он решил методично обследовать всю местность. Хотя маловероятно, что какая-нибудь семья согласится дать временный приют бренным останкам дона Лючано, он дал себе слово заглядывать во все погреба, гумна, сараи, конюшни и чердаки, пока жители будут в поле, или за столом, или в постели. Он скорее умрет, чем сдастся!