Кемель Токаев - Таинственный след

— Если не возражаешь, можем выезжать завтра, — сказал я Дмитрию.

— Вот и хорошо, — обрадовался он и тут же начал укладывать вещи.

Но поехать в Киев нам не удалось ни завтра, ни послезавтра. За окнами послышались выстрелы, на улице поднялась суматоха. Мы выскочили во двор, кругом густая темень, проливной дождь. Выстрелы неожиданно стихли, и село снова замерло.

— Кто это мог быть? — думал я про себя.

Мы вошли в дом, молча расселись по углам. Дмитрий убавил свет в лампе, стало совсем темно. И тут за дверью послышался какой-то шум. Мы замерли в ожидании. Кто-то робко поцарапал по двери, мне почудился шепот и стон. Дмитрий вскочил и подошел к порогу.

— Кто там? — тихо спросил Дмитрий, но ответа не последовало.

— Открывай, — приказал я ему, — скорее открывай!

Открыли дверь и у порога в дождевой луже увидели человека, скрючившегося в жалкий комочек. Мы подняли его, перенесли на мою кровать. Прибавили огня в лампе и тут разглядели, что перед нами девушка, совсем молоденькая, лет восемнадцати. Я быстро снял с нее промокшую насквозь одежду, разбитые грязные сапоги, пощупал пульс, Дмитрий заметил на белой кофточке бурое пятно крови. Ранена. Пуля задела бок, повредила ребро. Я быстро обработал рану, наложил повязку. Девушка оставалась без сознания. По ее изможденному, усталому лицу можно было заключить, что она прошла большую и трудную дорогу, прежде чем оказаться у нас. Только часа через два она стала постепенно приходить в себя. Открыла глаза, застонала и снова опустила веки. Потом осторожно, из-под ресниц, оглядела нас, резко приподняла голову и спросила:

— Где я нахожусь? — руки девушки скользнули за спину. Мы поняли, что она приняла нас за врагов и ищет свое оружие. Но пистолет Дмитрий взял у нее еще тогда, когда мы внесли ее в хату. Он тогда же почистил оружие и оставил при себе.

— Не ищите, — сказал Дмитрий, вынул из кармана пистолет и передал ей. — Можете проверить: патроны все целы.

— Кто вы такие? — строго спросила девушка, когда пистолет оказался у нее в руках.

— Люди, обыкновенные люди, — Дмитрий пожал плечами и зачем-то протянул к ней руки ладонями кверху.

— Не сомневаюсь в этом. — Девушка проворно спрятала оружие под одеяло, уронила голову на подушку и закрыла глаза. Дышала она тяжело и прерывисто. Потом она прошептала:

— Спасибо вам...

Шли дни за днями, а мы никак не могли собраться в Киев. Дмитрий волновался, хотя и старался скрыть это. Но я видел, что его тяготит бездействие и неопределенность нашего положения. Но что нам оставалось делать? Не бросать же раненого человека без присмотра и помощи? Кругом немцы, полицаи, да и шпиков приходилось опасаться. Потом я нужен был и как врач. Дмитрий видел, как складывались дела, и, казалось, примирился с создавшейся обстановкой.

— Ладно, — говорил он мне, — как ты решишь, так и будем действовать. Мне, пожалуй, теперь все равно.

— Чем так сокрушаться, поговорил бы с девушкой, — посоветовал я. — Вы с ней почти одногодки, легче будет найти общий язык. Расспроси, откуда она пришла, что делала в селе. Может быть, она-то нам и поможет.

— Неужели ты думаешь, я до сих пор ее не расспрашивал, не говорил с ней! Вместо ответа она сама мне допросы учиняет. «Сколько студентов обороняло Киев? Есть ли среди них коммунисты? Почему ты, то есть я, здесь, а не в городе?» Она почему-то думает, что во всем теперешнем ужасе виноват я один. Мало этого, она прямо в глаза мне так и сказала: «Как же немцам не занять Киева, если человек, который должен был защищать город, удрал за сто километров в деревню?». Вот и поговори с ней после всего этого.

Эти слова девушки поразили меня в самое сердце. Действительно, почему отступает наша армия? Почему я и многие тысячи других оказались в тылу врага и вынуждены скрываться? Ведь фашисты, по существу, ни одного дня не должны быть в Киеве, на нашей советской земле. Как же так случилось? Что делать? Ждать, когда придет Красная Армия, а они устраиваются здесь по-хозяйски: строят казармы, заводят свою полицию. А может быть, и я виноват во всем этом?

— Дмитрий, — попросил я брата. — Выйди-ка на минутку на улицу, постереги, а я сам с ней поговорю.

— Хорошо, — Дмитрий хмуро посмотрел на меня и вышел, зло хлопнув дверью. А я открыл дверь в комнату, где лежала раненая, и спросил разрешения войти.

— Входите, пожалуйста, Алексей Васильевич, — пригласила девушка и приподнялась с кровати.

— Лежите, — приказал я. — Вам вставать еще рано, температурите.

— Ничего. Температура как раз и поднимается потому, что лежу без движения. — Она встала и, закутав ноги одеялом, присела на край кровати. Щеки ее немного порозовели, и девушка на первый взгляд казалась здоровой.

— Вы, оказывается, врач, а я и не знала. Это мне ваш брат рассказал. Хорошая профессия. Я тоже мечтала; стать врачом. Думала, что учеба не убежит от меня никуда. А тут война... — Девушка умолкла на минутку и вдруг спросила: — Вы давно здесь?

— Я здесь родился и вырос. Работал в Каневе. После института меня направили туда из Киева.

— А потом?

— Потом война началась...

— Ага. Попали в окружение, хотели пробиться к своим, но не сумели перейти линию фронта? К тому же армия отступила далеко на восток... Вы это хотите мне сказать, славный воин? — Девушка, скептически улыбнулась. — Все говорят одно и то же. Неужели нельзя придумать ничего умнее? Мне все понятно.

— Что это, допрос? — обиделся я.

Ирина (именно так просила она называть себя, когда мы с ней познакомились) низко опустила голову и долго сидела в глубоком раздумье. Своими маленькими, слабыми пальцами она теребила ворс одеяла, скручивала ворсинки и вновь распушивала их. Подняв голову, глубоко и тяжело вздохнула:

— Простите, что нагрубила вам. Не мне допрашивать и осуждать. Придет время, народ сам разберется, кто прав, кто виноват. Я просто от обиды говорю так. Больно смотреть на все, что происходит вокруг.

Я считал себя серьезным человеком и никак не думал, что такая вот неоперившаяся девчонка скажет мне столько значительных и правдивых слов. Я оказался в затруднении, мне нечего было сказать в свое оправдание. Мне многое было неясно. Очевидно, я не знал того, что знала Ирина. Она уловила мое замешательство и заговорила вдруг спокойно и ласково.

— Алексей Васильевич, почему вы сейчас не в Каневе? В трудное время человеку надо быть поближе к своим. Ведь в городе ваши сослуживцы, друзья, товарищи. Вас почему-то потянуло в глухую деревню, в свои родные места. Как это понять? Я спрашиваю это потому, что и сама поступила так же. Когда враги гнались за мной, я не кинулась бежать куда попало, а постаралась найти пристанище в родных местах. И, как видите, не ошиблась. И если бы меня кто-нибудь спросил, почему я так поступила, я бы также не смогла ответить.