Анатолий Манаков - На грани фола (Крутые аргументы)

Закончив свой спич, Штюбинг подъехал к письменному столу, взял сотовый телефон, попросил его извинить и выехал из кабинета. Минут через пять он вернулся и поинтересовался, на чем они остановились.

- Меня лично никто не пытал, - продолжил Алексей, сохраняя предмет разговора, - но я хорошо представляю себе, чем кадровые армейские командиры отличаются от функционеров партийно-государственного аппарата. Они не солдаты партии, они просто солдаты. Их мужество неординарно, партийная идеология и политическая целесообразность для них - терра инкогнита. У них одна идеология, одна логика и целесообразность - военные. Влияние среди них бывшего главнокомандующего Троцкого, хоть и чувствуется, но больше символически, хотя при нем, иногда при его содействии, начиналась их карьера.

- И тем не менее, - мягко прервал Штюбинг извиняющимся жестом, ложные обвинения в шпионаже накладываются нередко на нечто, имеющее под собой фактическую основу. В свое время я опросил массу свидетелей, переворошил кучу документов военной контрразведки и гестапо. На основании обнаруженного могу предположить, что люди из окружения Тухачевского лишь собирают силы и сторонников, но ещё не вырабатывают окончательного плана переворота. В разговорах по душам они поносят не только своего бездарного, отставшего от военных реалий министра обороны, но и верховного главнокомандующего не жалеют. В сущности, заговора нет, однако до его конкретной подготовки остается сделать всего лишь несколько шагов. Заговора нет, и это я могу подтвердить на основании документов РСХА. Что есть, так это некоторая договоренность сместить министра обороны Ворошилова, как препятствие на пути модернизации Красной Армии. В умах же контрразведчиков из НКВД господствует логика сталинская - если этого нельзя исключать, то это возможно, потому нужно нанести превентивный удар по всем тайным и явным "согласникам" с целью припугнуть остальных.

- Я вижу и другое гнусное в этом деле, - заметил Алексей, прервав собеседника извиняющимся жестом. - Признавшие вину "заговорщики" в письмах на имя вождя признают правоту решений суда, заверяют о своей преданности Сталину. На одном из таких писем покаяния он начертал: "Подлец и проститутка".

- Кто знает, Сталин, возможно, прав? Как вы считаете?

- Не знаю, но у меня лично эти командиры не вызывают симпатии, как и любые доносчики на своих же товарищей.

- Гут, зер гут! - одобрительно отозвался Штюбинг. - Я тоже не люблю отвлекающих версий, этаких фикций мозговой субстанции. Типа того, что в департаменте царской полиции якобы обнаружены документальные свидетельства об агентурном сотрудничестве Сталина с охранкой против своих же членов партии. Кстати, у меня есть копии этих материалов. Если хотите, могу вложить их в подборку, которую для вас готовлю. Решайте сами, туфта или нет. На мой взгляд, сделано неплохо, но туфта.

- Признателен вам, фон Штюбинг. И все же в вашем разборе, мне кажется, не достает одного элемента.

- Любопытно, какого?

- Того, что называется офицерской честью. Мне она представляется похожей чем-то на рыцарскую. Я имею в виду настолько особой, что может быть и не связанной напрямую с честностью. Для офицера мнение сослуживцев о нем многое значит, однако даже оскорбительное замечание в его адрес не очень трогает, если выражено с глазу на глаз. Вот когда это происходит публично, при людях, то нужно дать обидчику должный отпор и заставить принести извинение. Для подобных целей и придуман офицерский суд чести. Согласно рыцарскому кодексу поведения, за тяжким обвинением или в ответ на грубую шутку должна следовать апелляция к оружию. Тогда честь спасали дуэлью, и никто не говорил, отвечая на вызов: "Если вам надоела жизнь, идите и повесьтесь." Теперь можно представить себе оскорбленного в лучших чувствах, оболганного сослуживцами, обвиняемого в государственной измене и нарушении присяги офицера, против которого вершится инквизиционный суд. Он ведь прекрасно видит, что все вокруг лгут по какой-то дьявольской договоренности, ему уже не выбраться из клещей и публично не отстоять свою честь. Очень хорошо воображаю себе его морально-психологический слом. А что бы вы делали на его месте?

- Лично я? Наверное, колебался бы вроде маятника - от самооправдания до признания вины. Что остается, когда тебе изменили твои же товарищи!

- Вот видите.

- Разве вы поступили бы иначе? Ладно, не надо мне говорить об этом. Мне сейчас хочется, Алексей, узнать у вас нечто другое.

- Попробуйте, Отто, я не возражаю.

- Почему у вас в России все вроде бы стремятся к свободе, но так легко терпят тиранов или сумасбродов во главе государства? Не оттого ли, что мысли у русских живут как бы соседями в большой квартире, между которыми сложились весьма натянутые отношения, а в результате...

- А в результате такой междоусобицы мы склонны унижать себя перед царем, диктатором, генеральным секретарем, президентом? Это вы хотите сказать?

- Я хочу сказать, те уходят в загробный мир, а вы, поизмывавшись над ними вдогонку, с завидным смирением и постоянством потихоньку готовите пьедестал для нового "великого реформатора". И свидетельствует это, по-моему, о веками складывавшемся лакейском менталитете. Вот, скажем, сейчас в России бытует убеждение, будто вакханалия сталинских репрессий заложена в природе социализма. Опять перепутаны все причины и следствия! Кому на Западе придет в голову идея отождествить репрессии Святейшей Инквизиции с природой христианства? В действительности, сталинская тирания опиралась на естественные желания миллионов людей увидеть наконец-то своего спасителя, если не Иисуса, то Иосифа. Зверства проистекали из природы не социализма, а сталинизма, построенного на обмане, травле, мести, доносительстве, культе вождю и партии.

- Разве я спорю? - отозвался Алексей. - Одному Сталину не по силам было внушить народу веру в свое всемогущество. Первыми вдохновителями культа вождю выступили ближайшие его соратники по партии. Одни из лести, другие из желания укрепить авторитет все той же партии или погреться самим в лучах славы "вождя всех народов". Партийные комитеты повсюду неукоснительно следовали духу и букве кремлевских директив, безжалостно пресекали любые отклонения от генеральной линии. Возможны ли массовые репрессии без культа вождю? Вряд ли. Отсюда не могла и не появиться карающая десница, ибо какой спаситель без Страшного Суда. Только вот меч оказался в руках полуграмотных фанатиков или идиотов вроде монахов-доминиканцев. Лидер оппозиционеров Троцкий, тоже оправдывал высокой целью свои неблаговидные средства ведения подрывной работы на пару с РСХА. Так что, опять получается: чем грандиознее политическая интрига, тем больше отвлекающих версий заговора и антизаговора, в которых "фикция мозговой субстанции" перемешивается с истинным положением дел.