Анатолий Манаков - На грани фола (Крутые аргументы)

- У меня такое предчувствие, что за всеми вашими выводами кроются довольно конкретные обоснования.

- Да, Алексей, у меня есть некоторые красноречивые факты о том, что первые лица вашего государства и бизнеса более алчны, лживы и пакостны, нежели их предшественники советской эпохи. Чуть позднее передам вам материалы для подтверждения своих слов. Верить им, не верить - ваше дело. Думаю, разберетесь. Но в них отчетливо видно, сколько и куда утекают деньги из России. Забавная получается картинка! Боюсь, самые суровые времена для вас ещё впереди. Где взять вам духовных, умственных, нравственных сил для возрождения? Может быть, дадут что-нибудь ваши олигархи? Забудьте. Одной ногой они стоят в России, другой - за границей. Мне представляется, у вашей страны нет дополнительного времени на раздумье.

- Знаете что, Отто? - решил отреагировать Алексей. - Как иронически подметил один наш литературный классик, конституционное начало России разлито в её кабаках, где все достаточно веселы и просто хотят выпить. Устами своего персонажа Салтыков-Щедрин пришел к такому заключению. Немцы за грош свою душу дьяволу продали. На собеседник, немецкий мальчик, ему возразил, что про русских говорят, будто они её вообще задаром продали. Тут наш и выдал свой железный резон: даром-де лучше, чем за грош, ибо даром отдать - стало быть можно и опять назад взять.

- Ответ напрашивается на аплодисменты, но все же ты виляешь. Лучше скажи мне, как у вас поживают предвозвестники нацизма. Слышал, что они стращают граждан тем, что Россию, мол, увлекают в царство Антихриста, проклятое Богом западноевропейское сообщество.

- Все нации они делят на драгоценные и недрагоценные, на тех, кто за Бога, и тех, кто за дьявола. Их идеология религиозна ещё и в том смысле, что они считают русских особым народом, избранников Иисуса Христа для борьбы с бездуховным Западом. По их мнению, народ наш выстоит до конца, в то время как все другие народы отступили. Я думаю, что этих ошалелых радикал-националистов время рассудит. Да клянись они хоть на Библии, я им не верю, ибо не считаю, будто у всякого народа есть родина, но только у нас, русских, ещё и страна Богородицы, последняя преграда Антихристу.

- Да, природа человеческая многогранна, непроницаема и обманчива независимо от национальной принадлежности. Вот, для примера, англичане. Ум их кажется неглубоким, мораль традиционно связана с повиновением властям. Они сильнее и грубее нас, немцев, угрюмее и злопамятнее. Благочестие их наигранно. Еще менее естественными выглядят французы с их мощным нежеланием терять свое национальное лицо и полной неспособностью предотвратить это. Хотя они любознательнее нас и у них более открытое мировосприятие, чем у англичан.

- Мне думается, немцы тоже трудно поддаются определению.

- Что верно, то верно! Немецкая душа столь же загадочна, как и русская. В ней тоже все бродит окольным путем. Ей нравится таинственное, скрытое от глаз, постоянно меняющееся. Она воздает культ прогрессу и техническому развитию, ей хочется окутать собою всю Европу. Добрая, благородная и откровенная, она может быть очень коварной, пошлой и лживой, а своей честностью - маскировать собственное тупоумие и ограниченность мысли. Мы, немцы, постоянно стремимся к экспансии, как бы ищем пути оплодотворения других наций. Мы хвастливы, властолюбивы, самонадеянны и в горячке национального честолюбия балансируем часто на грани безумия.

- Иначе говоря, у каждой нации своё тартюфство.

- Мне нравится твоя ирония, Алексей. Скажи мне тогда откровенно, если можешь. Нет, не буду спрашивать, это нетактично.

- Почему, спрашивай смело, ведь ты же немец.

- Когда ты был шпионом, приходилось ли тебе вербовать иностранцев?

- Да, приходилось.

- И делал ты это на какой основе? Мне кажется, только не на материальной. Или меня подводит мой аналитический аппарат?

- Не подводит.

- И кто были у советской разведки самые продуктивные агенты? Нет, не подумай, что я тебя начинаю раскалывать, как орех. Я имею в виду их национальность. Англичане? Немцы? Евреи? Об американцах не говорю, ибо, как разведчиков, не высоко их ценю.

- А что, приходилось иметь с ними дело?

- Ты, как старый еврей, вопросом на вопрос.

- Нет, Отто, я русский по всем признакам склада ума и души. Может быть, и по этой причине в своей работе на Западе меня больше тянуло не подогревать распри между народами, а предлагать свое видение человеческого единения и согласия. Примитивное, конечно, но своё. Да и Достоевский не зря называл Европу своим вторым домом, призывал русских говорить с её гражданами умнее, находить более понятные им слова о всемирном братстве. Пока же мы не научимся ясно выражать свои мысли, европейцы с трудом будут понимать нас и главной особенностью русского характера будут все так же считать наши безволие и мистицизм. Равно как и нам тяжело представлять себе их идеалы и духовные ценности, мотивы стремлений к свободе.

- Лично мне не приходится испытывать патриотической лихорадки ни к Германии, ни к Австрии. Своей отчизной я считаю всю Европу, включая, кстати, и Россию, во всяком случае до Урала. Я избавился от атавистической привязанности к земле моих предков и легко вписываюсь в процесс взаимного уподобления европейских наций. Правда, тут надо иметь в виду, что главным для возникающей расы европейской ещё надолго останется её материальное благополучие. В случае же посягательства на её бытовые удобства, она найдет в себе оправдание к использованию самых жесточайших силовых средств, за исключением разве...

Отто не закончил фразы, развернул кресло и подъехал к своему письменному столу. Там он чуть поднял сидение, наклонился вперед. Посмотрев на гостя заметно потухшими глазами, тихо произнес:

- Мой отец служил в ведомстве Гейдриха, одновременно тайно от нацистов состоял в Ордене иезуитов. Его повесили в подвале гестапо на Принц-Альбрехт штрассе после неудачного покушения на Гитлера. В чем он признался под пыткой, мне не известно. Обо мне же можно говорить всякое, в том числе подозревать о моем сотрудничестве с некоторыми разведками. Сущая правда в том, что я являюсь социал-демократом по глубочайшему своему убеждению, с которым и отойду в мир иной. Догадываетесь о величайшем политическом парадоксе нашего века? Никто так смело не дерзал в своих социально-экономических экспериментах, как немцы и русские, и никто так не испоганил многообещающих идей, как они же. Надеюсь, в новом столетии мы будем промышлять не дурью, а умом и чистой совестью. К сожалению, я этого уже не застану.

Отто весь сжался, глаза его заблестели лихорадочно, беспокойно, под ними появились синие круги, в самих глазах - красные прожилки, лицо стало серым, морщинистым. Вцепившись в ручки кресла, он с усилием произнес: