Александра Маринина - Фантом памяти

Еще Муся рассказала, что история эта показалась мне уж слишком... Короче, я не был уверен, что все происходило именно так и за всем этим стояли именно такие мотивы. Однако Муся мои сомнения развеяла, объяснив мне, что я оторвался от жизни, живу в башне из слоновой кости, передоверив окружающим все организационные моменты своего существования, и просто не имею представления о том, какой бардак, безобразие и беззаконие царят сегодня в правоохранительных структурах. А когда я заговорил о том, что, может, мне попробовать об этом написать, Муся горячо меня поддержала, высказав со своей стороны ряд вполне разумных аргументов, которые она мне сегодня снова повторила. Мои последние книги - о дизайнерах и о риэлтерах - рассказывают о жизни "новых молодых русских" и, соответственно, интересны в первую очередь именно этому социально-биологическому слою. Людей, которым сегодня за пятьдесят, мои герои с их бизнес-проблемами, фьючерсными сделками, консалтингами и лизингами не очень-то волнуют. Пора написать книгу, обращенную к старшему поколению, чтобы завоевать и эту часть читательской аудитории. А старшее поколение в нынешнее время весьма обеспокоено именно проблемами беззакония и произвола. Ведь они, в отличие от молодых, очень хорошо помнят то время, когда звание милиционера звучало гордо, работать в милиции было престижно и считалось, что "она их бережет". Кроме того, на фоне моей демонстративной аполитичности неплохо бы хоть как-то высказаться критически в отношении существующих порядков, чтобы у читателей не возникло ощущения, что я зажрался и, получая высокие гонорары, живу в полном ладу и согласии с тем самым миром, в котором столько нищих, голодных, безработных, разоренных и несправедливо обиженных. Я, по мнению многоопытной Муси, много лет эксплуатирую жанр производственного бытописательства, и пришло уже время впустить в свое творчество свежую струю, дабы не быть однообразным и не надоесть читателям.

Мусе я верил, у нее действительно был и огромный опыт и фантастическое чутье. Ну и кроме того, в глубине души я не мог не признать, что она права. Впрочем, как всегда. Моя Пушистая Кошечка никогда не ошибалась, во всяком случае, за те годы, что работала со мной.

Так вот, приняв принципиальное решение о том, что по завершении "Треугольного метра" я возьмусь за роман о безобразиях, творящихся в МВД, я стал потихонечку собирать материал. Не целенаправленно, чтобы не отрывать внимание от книги о риэлтерах, а от случая к случаю, используя для этого всяческие удобные оказии. Например, когда ездил во Франкфурт или в Париж, попутно заезжал и в другие города Германии или Франции и встречался с людьми, которые могли бы рассказать кое-что любопытное. Откуда я узнавал об этих людях? Оказывается, среди моих многочисленных знакомых были и некоторые чиновники Министерства внутренних дел, и один из них, горячо болеющий душой за утрату любимым ведомством своей безупречной репутации, вызвался поделиться тем, что знает сам, и найти надежные источники информации о том, чего сам он не знает или знает не точно. Кстати говоря, моя новая пассия из Франкфурта как раз и была из числа тех людей, которые должны были помочь мне установить контакт с кем-то, проживающим в Кельне. И пока Муся оттаптывала огромные павильоны книжной ярмарки, выполняя поручения российских издателей и отдельных авторов, я успел не только дать все запланированные интервью и поучаствовать в мероприятиях ярмарки, но и смотаться в Кельн. Прыткий какой, однако...

Мы проговорили с Мусей до позднего вечера, я даже ужин пропустил, чтобы не прерывать разговор. Благо холодильник в палате оказался забит фруктами и деликатесами, принесенными мамой и Линой. Муся заверила меня, что займется моим раненым автомобильчиком, до сих пор скучающим возле здания талдомской милиции, и завтра же постарается заехать ко мне домой, переписать из компьютера на дискету все наработки к новому роману, а также привезти мой ноутбук, чтобы я смог эти материалы посмотреть. Что же касается грядущего дня рождения, то самым оптимальным, по ее мнению, было бы оставить все как есть. Пусть те, кто захочет поздравить меня, приносят цветы и подарки либо ко мне домой, либо к Мусе в офис, а она потом привезет мне все скопом.

Напоследок я после некоторых колебаний все же задал ей вопрос, который продолжал раздражающе зудеть в моем сознании:

- Ты не знаешь, что могло выбить меня из колеи настолько, чтобы я поддался на матушкины уговоры написать книгу о сестре?

Муся глянула удивленно и недоверчиво.

- Неужели ты согласился? Ты же так не хотел, ты много раз мне об этом говорил...

- В том-то и дело, - я удрученно вздохнул. - Не хотел - не хотел, а вот сломался. Знать бы, на чем именно. Может, я был чем-то расстроен, удручен или, наоборот, сильно радовался, пребывал в радужном настроении. А? Не знаешь?

- Когда это случилось? - Муся слегка нахмурилась, снова открыла свой органайзер, приготовилась листать.

- Не могу сказать точно, но судя по всему, в феврале или марте. То есть после того, как я закончил "Треугольный метр".

Муся пошелестела страницами, побегала глазами по строчкам, усеянным плотными мелкими буковками, покачала головой.

- Ничего такого... В феврале у тебя было пять интервью газетам, еще два для журналов, два выступления по телевидению и три по радио. В марте поспокойнее, всего четыре интервью для прессы, одна запись на телевидении, и, насколько я помню, никто тебя не разозлил и не расстроил, никаких скандалов. Еще мы с тобой ездили в Лейпциг на книжную ярмарку, у тебя там были две встречи с читателями, все прошло очень спокойно и достойно. Между прочим, в Лейпциг приезжала твоя дама из Франкфурта, повидаться. Ты был очень доволен. Плохих рецензий на твои книги тоже не было. Нет, внешне ничего такого, что могло бы тебя подкосить, я не нахожу. Но, Андрей, - Муся закрыла органайзер, сняла очки, аккуратно вложила их в дорогой кожаный футляр с эмблемой Версаче, - я не могу быть авторитетным источником информации в таких вопросах. Твоя внешняя жизнь проходит на моих глазах, но что происходит у тебя внутри, знаешь только ты сам. Со мной ты не делишься. У тебя нередко бывает плохое настроение, ты впадаешь в депрессии, но ни разу за все годы, что мы с тобой работаем, ты не поделился со мной, не сказал о причинах. Ты это не обсуждаешь. Ради бога, пойми меня правильно, это не в упрек я говорю, я только констатирую, что мы с тобой добрые товарищи, деловые партнеры, но не друзья. Может быть, тебе лучше поговорить об этом с Линой?

- Не хочу, - разочарованно буркнул я.

- Почему же?

- Потому что как только Лина узнает, что я согласился работать над книгой о Верочке, она меня поедом съест. Лина - нормальная баба, тем более крутится в бизнесе. Она прекрасно понимает, что книга о сестре не будет иметь и не может иметь коммерческого успеха. И потом, Лина не только нормальная баба, но и нормальная невестка. Она не придет в восторг от того, что матушка имеет на меня влияние большее, чем жена. Одно дело, если я скажу, что принял решение сам. И совсем другое - если придется признаваться, что маман мне это решение навязала, и при этом я даже не представляю, каким образом.