Александра Маринина - Фантом памяти

- Я вам не помешаю? - с улыбкой спросила Мимоза. - Меня очень впечатлили ваши достижения, и я решила взять с вас пример.

- Присоединяйтесь, - кивнул я. - Для меня самого было большим открытием, что физические нагрузки укрепляют нервную систему, я никогда в жизни спортом не занимался. А вы?

- Я занималась, когда была школьницей.

Я уже наматывал километры на беговой дорожке, установленной на режим быстрой ходьбы в гору, а Елена устроилась в паре метров от меня на велоэргометре.

- Чем же вы занимались?

- Играла в волейбол. Ну и легкая атлетика немного.

- А почему бросили?

Я и не заметил, как начал задавать вопросы, на которые сам же когда-то наложил табу: ничего личного, никаких разговоров о семейной жизни, я не хочу, чтобы мне рассказывали, и не хочу, чтобы потом спрашивали об этом же меня самого.

- Из духа противоречия, - Елена коротко рассмеялась. - В это, наверное, трудно поверить, но я в детстве была очень красивой девочкой.

- Ну что вы, - тут же перебил я, стараясь выглядеть джентльменом, - просто невозможно поверить в обратное. Только я не понял, как это связано со спортом.

- Напрямую. Во всяком случае, у моих родителей. Они вбили себе в голову, что вокруг меня слишком рано начнут крутиться мальчики и это повредит и моей учебе, и моему моральному облику, и вообще всей остальной жизни. И вот чтобы теня уберечь от соблазна ходить с мальчиками гулять, в кино иди на танцы, меня загрузили спортом по самую макушку. Причем у них не хватило ума скрыть от меня свои намерения, и а постоянно слышала, что только занятия в секции уберегут меня от страшного пути малолетней шлюхи.

- И вы с этим согласились? - с интересом спросил я, тут же мысленно отмечая оригинальность идеи и прикидывая, как можно обыграть ее в книге.

- Я была послушным ребенком и свято верила в то, что мама с папой всегда правы. Но рано или поздно всем заблуждениям приходит конец.

- Вы влюбились, - догадался я.

- И как! Весь свет меркнул, если я его не видела хотя бы день. Мне было шестнадцать, десятый класс, тренировки по два раза в день, утром, до уроков в школе, и вечером, да еще выпускные экзамены на носу. Время для свиданий можно было урвать с огромным трудом. Самое смешное, что он учился в параллельном классе, и мы каждый день виделись в школе. Но у меня в голове крепко сидело: спорт несовместим с личной жизнью, если я занимаюсь в секции, то никаких романов быть не может. Предки постарались, вбили в голову намертво. И вот вместо того, чтобы довольствоваться общением в школе и свиданиями по выходным, когда со временем посвободнее, я стала замышлять бунт. Дурочка была! - Елена снова рассмеялась. - Не нашла ничего умнее, чем бросить секцию. Мне казалось, что, пока я ее не брошу, то, что со мной происходит, не будет называться любовью. Поверила, что, пока есть спорт, нет любви. А вот ежели спорта нет, тогда другое дело. Просто удивительно, как крепко и как долго в детях сидят те глупости, которыми их пичкают родители.

- Тогда вы сильно рискуете, занимаясь на тренажерах, - пошутил я. - Это может обрубить вам личную жизнь. Не боитесь?

По лицу Мимозы промелькнула тень, уголки губ на какую-то долю секунды опустились, и это еще раз уверило меня в том, что нервный срыв, из-за которого она попала на лечение, произошел именно на почве любовной неудачи. С кем? С мужем? С любовником? Кстати, я даже не знаю, замужем ли она. И не стану спрашивать, не стану нарушать мною же установленное правило. Правда, об этом правиле Мимоза ничего не знает, и ничто не могло бы помешать ей рассказать о себе без всяких вопросов с моей стороны. Но она этого не сделала, хотя мы общаемся уже два месяца. Интересно почему? Неужели она до такой степени похожа на меня, что и сама установила себе такие же правила? Или она действительно экстрасенс и умеет читать чужие мысли? Хотелось бы знать, она только со мной так себя ведет или с Павлом Петровичем тоже?

- Вы наверняка тоже были послушным ребенком, - сказала она вместо ответа на мой вопрос.

- Почему вы так решили?

- Потому что вы - талантливый писатель, заявивший о себе после тридцати.

- Не понял, - я чуть замедлил шаг. - Какая связь?

- Вы - творческая личность, творец. Творец всегда идет своим путем и только благодаря этому может создать что-то новое, не похожее на то, что было раньше. Если он создает похожее, то он не творец, а копиист. Вы согласны?

- Вы мне льстите, Леночка. Мне, конечно, приятно это слышать, но связи я все равно не уловил.

- У творца, идущего собственным путем, есть только один антипод: абсолютно послушная личность, свято верящая в то, что старшие всегда правы, а собственные ощущения, идущие вразрез со словами родителей и учителей, неправильные и поэтому значения не имеют. Послушная личность ничего не может создать. Такой человек вырастет идеальным исполнителем, но никогда не станет творцом. Если ребенок талантлив, это значит, что у него с самого детства есть собственный путь, собственные ощущения. Такие дети всегда непослушны, строптивы, капризны, они ценят в себе свою непохожесть, интуитивно чувствуют ее и не желают следовать запретам и повелениям старших. Если это им удается, если старшие их не ломают и не уродуют, то талант таких детей проявляется уже довольно рано. А вот если талант у человека проявляется позже, ближе к зрелому возрасту, это не означает, что таланта не было, а тут он вдруг взял и прорезался.

- А что же это означает? - заинтересовался я.

- Только то, что ребенок удачно прикидывался послушным, когда был маленьким. Инерция послушания тянется долгие годы, она не проходит за один день. Поэтому если изначально одаренный ребенок сознательно выбирает путь послушания, чтобы отвязаться от родителей с их бесконечными требованиями, поучениями и наказаниями, то данный богом талант проявляется позже. Мне кажется, если бы вы, Андрей, были непослушным мальчишкой, вы написали бы свой первый бестселлер лет в девятнадцать-двадцать. А вы его написали только после тридцати.

А ведь она права, черт побери! Не знаю, во всем ли, но уж точно в одном: я действительно был подарочно-послушным ребенком, я ловко прикидывался, чтобы на меня не кричали, не ругали меня и не наказывали, хотя раз по десять на дню я внутренне не соглашался с родителями и считал, что они совершенно не правы. Более того, частенько я чувствовал себя несправедливо обиженным папой или мамой, эти обиды моя память (будь она неладна) заботливо сохранила, но не могу припомнить хотя бы один случай, когда я попытался бы что-нибудь им доказать или отстоять свое право на что-то. Да, Андрюша Корин всегда был конформистом, а не борцом. Так было безопаснее. Так можно было избежать постоянного ощущения, что я недостоин, что я недостаточно хорош, недостаточно умен, ловок или прилежен. Я не хотел, чтобы меня ругали и наказывали, ведь любая ругань - это удар по самооценке. К сожалению, взрослые не умеют бранить детей так, чтобы их не оскорбить, они не указывают на ошибки и возможности их исправления, они всегда бьют по самому больному - по самооценке, называя ребенка плохим, глупым, неуклюжим, никуда не годным. И это еще самое мягкое, что можно услышать от разгневанных родителей.