Александра Маринина - Фантом памяти

Маленькая журналистка? Ах да, наверное, это та, которую я назвал Воробышком. Славная девочка, толковая.

- Помню. И что?

- Она просит еще одно интервью с тобой, теперь уже для другого издания. Как ты на это смотришь?

- Нет настроения. Я работаю, Муся, и не хочу отвлекаться.

- Как скажешь. Значит, я ей отказываю? Смотри, Корин, подумай как следует, она хочет сделать материал для очень серьезной газеты. Если ты собираешься делать книгу о милиции, то читатели этой газеты - как раз твой контингент. Надо бы перед ними засветиться, показать себя автором, ориентированным не только на проблемы современного бизнеса, заодно и заявку на новую книгу озвучить, пусть народ ждет.

- Вообще-то... - в голове мелькнула мысль, показавшаяся мне не такой уж бредовой, - ты, пожалуй, права. Дай ей мой телефон, я с ней договорюсь о встрече.

- Это моя обязанность, - чуть удивленно и даже обиженно протянула Кошечка, сделав особый акцент на слове "моя". - Скажи, когда тебе удобно, и я привезу ее к тебе на дачу.

Еще чего не хватало! Вот это-то как раз в мои планы совершенно не входило. Надо выкручиваться.

- Муся, не будь неделикатной, - я подпустил в голос побольше похотливой сальности. - Я отлично помню эту девочку. Надеюсь, ей уже исполнилось восемнадцать? На нашей встрече ты будешь лишней.

- Понятно, - она коротко хохотнула. - Седина в бороду, значит. Нет, ради бога, я не против, она действительно очень хорошенькая. Так я даю ей твой телефон?

- Мобильный, - на всякий случай напомнил я. - К городскому я не подхожу, я его вообще отключил.

- Ладно. Только не забудь ей сказать, чтобы прислала материал на визирование.

- Не забуду, - пообещал я.

Вдвоем с Еленой мы быстренько уложили в одну сумку мое барахло, включая одежду, а в другую - купленные накануне напитки и продукты, солидный двухнедельный запас: не сваливаться же нахлебником на голову одинокой женщине.

- Андрюша, я все хотела спросить, но стеснялась, - Елена тронула меня за рукав. - Что у тебя за странные отношения с телефонами? Почему ты не подходишь к городскому, если на звонки по мобильнику все равно отвечаешь? Так ты ни от кого не спрячешься.

- Во-первых, у меня новый номер мобильного, его не знает никто из посторонних, а номер городского телефона существует уже много лет и разошелся так неконтролируемо и широко, что никогда не знаешь, кто тебя может по нему разыскать. Какие-нибудь просители, молодые авторы, журналисты и так далее. А во-вторых, я не то чтобы прячусь, а разумно дозирую общение. Представляешь, сколько времени матушка будет морочить мне голову по городскому телефону? Или жена начнет подробно докладывать, как идет ремонт. А так они звонят на мобильный, я нагло вру, что вышел прогуляться и перезвонить мне некуда, в темпе рапортую, что жив, здоров и сыт, и всё. Они же понимают, что каждая секунда разговора - это деньги. Оливки берем или пусть здесь остаются?

- Если не острые, то берем.

- Острые, я к пиву выбирал.

- Тогда ну их, острое вредно. Ну что, Андрюша, все собрали? Можем двигаться?

Я видел, что Елена нервничает. Здесь, в моем доме, ей было не по себе, и она хотела побыстрее уйти отсюда. Да и мне отчего-то неприятно было тут находиться. Надо же, я помню, с какой любовью и тщательностью мы с Линой строили этот дом и обставляли его, сколько книг было написано вот за этим столом, сколько идей и сюжетных поворотов придумалось на просторной террасе в удобном шезлонге, сколько радости мне всегда доставляло пребывание на даче. Особенно в одиночестве. Или в обществе какой-нибудь очаровательной пассии. Но чаще все-таки в одиночестве. Я любил этот дом. А вот сейчас испытывал непонятную нервозность и неловкость. Впрочем, почему же непонятную? Вполне понятную и объяснимую. Этот дом ровно наполовину мой, а на другую половину принадлежит Лине, и не только в смысле права собственности, но и в смысле вкуса, запаха, наличия вещей, принадлежащих моей жене. После того что я вспомнил, находиться здесь было почти физически больно.

- Поехали, - скомандовал я.

Запирая дверь, я подумал, что закрываю на замок темный чулан, в котором остается отвратительное прошлое. Может быть, я вообще больше не вернусь сюда, уйду от Лины, разведусь с ней, оставлю ей этот загородный дом и начну жизнь сначала, с новой страницы. Женюсь на Елене... Да, с квартирой надо будет подумать, как поступить, а вот дом я точно оставлю Лине, ведь именно здесь я провел те дни после избиения, самые черные дни в моей жизни, и незачем мне вновь и вновь погружаться в эту атмосферу. Именно сюда приезжал тогда Борис, и воспоминания об этом кажутся мне еще более болезненными, чем воспоминания о четырех ублюдках, мочившихся на меня в летнем подмосковном лесу. И именно здесь, в этих стенах, на этих диванах и креслах, провел я страшную минувшую ночь, осознавая восстановившуюся в памяти реальность и ее последствия. Если правда, что тяжелые переживания и черные мысли имеют отрицательную энергетику, которая сохраняется в помещении надолго, то здесь, в этом доме живые организмы не имеют перспектив выживания. И я не буду больше здесь жить. Похороню здесь бывшего Корина и повезу в город Корина нового. Может быть, все-таки можно вырубить свой сад и посадить новые деревья и цветы? Высказать всем открытым текстом все, что думаю о них, разоблачить обман, разорвать отношения, повернуться и уйти. И начать все заново: завезти саженцы и растить новый сад.

Журналистка-Воробышек позвонила, когда мы были на полпути к Москве. Я даже не сообразил, кто звонит, когда она звонким голоском представилась.

- Это Лада Ланская.

По возникшей паузе она догадалась, что я не помню ее имени, и уточнила:

- Мария Владимировна сказала, что я могу связаться с вами напрямую.

- Ах да, конечно.

Вот же бывает, чтобы имя до такой степени не вязалось с внешним обликом! Коротко остриженная пацанка в бесформенной майке и тяжелых спортивных ботинках - и имя под стать эстрадной диве.

Мы договорились встретиться на следующий день в кафе возле дома Елены.

- Андрюша, а как ты меня называл там, в санатории? - спросила Елена.

Она знала о моей любви к прозвищам, как знала и о том, что эта привычка не распространяется на самых близких и любимых.

- Мимоза, - коротко ответил я, внутренне съежившись. Более неудачное сравнение трудно было придумать. Хрупкий и дрожащий от страха цветок не имел ничего общего с сильной волевой женщиной, не сломившейся перед страшной болезнью и победившей ее. Я не знаю, как работает тот метод, которым пользуется Елена, даже не помню, как он называется, потому что не очень-то верю во все эти штучки, но факт есть факт: она вылечила себя, меня и еще огромное количество людей, которым врачи безапелляционно заявляли о необходимости немедленного хирургического вмешательства и давали самые нерадужные прогнозы.