Леонид Марягин - Экран наизнанку

- Хочешь быть, как говорил покойник Еська, инженером человеческих душ?

Ленька молчал, сглатывая комок в горле.

- Да сделаем мы тебе ксиву, - успокоил Костя. - Будешь иметь аттестат - один к одному!

Мать и бабушка отреагировали на Ленькин рассказ, как на известие о смерти. Первой пришла в себя мать:

- Леня, я прошу тебя - соглашайся, что ты виноват. И извиняйся. Проси прощения. Говори, что умысла не было!

- А его и не было! - обозлился до того вяло слушавший сын.

- Та що ж вы! Один казав, другой - перемовчав! - вмешалась со своего топчана бабушка.

- Не лезьте не в свое дело, - привычно одернула ее мать. - Главное, извиняйся. Отец, - она подошла к стоявшему у двери Леньке, - посоветовал бы то же самое!

- Всегда ты знаешь, что бы он посоветовал! - огрызнулся Ленька.

- Я - знаю, - с укором ответила мать. - Мы живем вместе двадцать лет. Извиняйся!

Ленька шел в школу. Ничего хорошего это посещение не обещало, и ноги сами замедляли шаг, приближаясь к калитке школьной ограды. Навстречу вылетел Витек Харламов и протянул руку.

- Поздравляю!

- С чем? - Леньке было не до шуток.

- Сейчас поймешь! - Витек обнял его за талию, потащил на школьное крыльцо.

Ребята наперебой совали ему свои пятерни. Он, недоумевая, спрашивал:

- Что случилось?

Объяснила девушка-очкарик, став на Ленькином пути в школьных дверях:

- Твой Берия оказался врагом народа!

В школьном коридоре Звонилкин со стремянки снимал обгоревший злополучный портрет, за которым жалко висела оплавленная розетка.

- Задержись, - приказал он Леньке сверху.

Спустившись, взял его под руку, отвел в сторону и негромко поинтересовался:

- А откуда ты узнал, что Берия вчера арестован?

Леньку ошарашил вопрос.

- Я этого не знал.

- Ты уверен? Может быть, ты слушал чужое радио? - не унимался учитель. - "Голос Америки"? Или Би-би-си?

- У нас дома нет приемника, - едва сдерживаясь, ответил парнишка.

Звонилкин не поверил.

- Сомнительно, - заключил он.

В пересечении коридоров казармы кипело гуляние.

- Оп-чи, карявая,

Шапка каракулева,

Я у дома страданула

Мамка караулила,

выплясывала девица в красной кофте с оборками, но Руфка по кличке "Ляляка" не уступала ей:

Ой, спасите, помогите,

Вон он, вон он побежал,

Десять лет ему воткните

Он мне целочку сломал.

И снова хором пели:

Оп-чи, карявая...

Аккомпанировал на аккордеоне с демпферами чахоточный музыкант по кличке "Трухуночка", рядом с которым, не отпуская его ни на шаг, чтобы не увели, дежурила дородная жена.

Плясали и парни, пытаясь в этом ритме отбивать чечетку с оттяжкой и выкрикивать нескладухи.

Радостный Ленька продирался сквозь пляшущую и поющую толпу к подоконнику у кухни, на котором сидел Костя в окружении нескольких мрачных парней и неизменного Булки.

- Не нужно мастырить аттестат, - выпалил он, оказавшись рядом с Коноваловым. - Берию...

- Знаю. Шлепнули. Тебе фартит! В рубашке родился, - порадовался за парня Костя.

В коридоре заголосили еще сильней.

- С чего гуляют? - спросил Ленька.

- Малышка освободился. - Костя глядел стальными глазами поверх пляшущих на стриженую, в шрамах голову Малышки, возвышавшуюся над гульбищем.

- Тянул по Указу 47-го года. За хищение соцсобственности. Но - всего три года... - Он цокнул языком.

Малышка будто почувствовал, что о нем говорят, пригнувшись, нырнул в толпу и появился, огромный и рыхлый, перед Костей со стаканом водки в руке.

- Костя, выпьем за то, чтобы мы чаще гуляли и меньше сидели!

Малышка протянул ему стакан.

- Пока пей сам. И погуляй. - Коновалов не принял стакана.

Малышка помрачнел, заглотал водку, швырнул стакан на пол и ушел.

Осколки блестели на асфальтовом полу.

- Что это он? - не понял Ленька.

- Он, говорят, ссучился и заложил в колонии хорошего вора. Чтобы выйти до срока.

- Это... точно?

- Надо проверить, Леня.

- А как?

- У нас на это своя почта есть, - ласково объяснил Костя.

- И что будет, если заложил?

- Услышишь. Или узнаешь.

Веселье вдруг замолкло. Аккордеон еще звучал, но пляшущие, почуяв тревогу, перестали топтаться. По коридору прошел, вроде бы не замечая никого вокруг, участковый Гальян.

Возле Малышки он остановился.

- Что, твой? - указал пальцем Гальян в пацана, которого вернувшийся держал на руках.

- Мой! - Малышка погладил сына по русым волосикам.

- И мой! - за спиной участкового возникла запыхавшаяся и разопревшая от танцев Верка.

- Смотри-ка! - покачал головой участковый, словно не веря в то, что у Малышки может быть сын, да еще такой ладный крепыш. - А ты сам - почему здесь? Ты же подписку давал, что духу твоего здесь не будет!

- У меня здесь жена и сын! - встал с лавки бугай и навис над Гальяном, но того превосходство в росте и весе не смущало.

- Она, - Гальян дернул головой в сторону Верки, - тебе по закону не жена. Значит, и сын - не сын. По закону.

- Пропишите - сразу распишемся.

- Ага! - поддакнула из-за спины участкового Верка.

- Обождешь! Если я тебя здесь еще раз увижу - пеняй на себя. Тебя ведь по-хорошему предупреждали.

Гальян ушел. Аккордеонист зафокстротил, но никому не танцевалось, и Трухуночка смолк.

- Останется здесь, - сказал Костя вслед понуро бредущему по коридору Малышке, - будет искать пятый угол.

- Как это? - вырвалось у Леньки.

- Лучше не знать.

- А все же? - переждав, когда мимо пройдут возвращающиеся с гулянки, спросил парнишка.

- В комнате, в каждом углу, стоят четыре мусора и бьют сапогами и ремнями, а ты между ними мечешься, ищешь пятый - где не бьют.

По тому, как рассказывал Костя, было понятно, что он сам когда-то искал пятый угол, но Ленька все-таки не удержался, уточнил:

- А ты... искал... угол?

- Раньше - искал.

- А теперь?

- Теперь они меня трухают. - И, не дожидаясь нового Ленькиного вопроса, объяснил: - Каждому жить охота. Ментам - тоже.

Костя уже шагнул от подоконника, но виденное так зацепило Леньку, что он, совершенно осмелев, остановил его следующим вопросом:

- А почему здесь всех прописывают, а Малышку - нет? Ведь если он им кого-то заложил, то наоборот - нужно прописать.

Костя внимательно посмотрел на парнишку.

- Верно. Мне и самому понять охота, почему, Леня. Ой охота!

Малышку взяли ночью в комнате Верки. Едва она открыла на стук, Гальян сиганул к резиновым сапогам, которые стояли в головах у спящего на полу Малышки. Участковый запустил руку в голенища, затем вытряс сапоги и доложил пришедшим с ним "мусорам":

- Оружия нет.

Сын Малышки проснулся и плакал. Верка выла:

- Что вы к нему привязались? Ну что?

Ее держали двое.

Малышка - груда рыхлого мяса - сидел на телогрейке, подобрав к животу татуированные ноги, и щурился на свет.

- Одевайся! - кричал Гальян. - Или помочь?