Леонид Марягин - Экран наизнанку

- Может, на неделе увидимся?

- Нет. Партнер не отпускает ни на минуту.

Танец пошел на коду.

- Ну, может, пересечемся когда-нибудь... - только и оставалось сказать Севе.

- Как карта ляжет, - пожала плечами Галка.

Сева усадил Галку рядом со "сдобным" и вернулся за свой столик. Губан уже изрядно окосел.

- Договорился? - спросил он, предвидя ответ.

- Нет.

Брови Губана поползли вверх.

- Задрала цену?

- Она при партнере, - не стал вдаваться в подробности Сева.

- Работа - прежде всего! - Губан хватанул водки.

В большом пустом зале для записи музыки звучал рояль.

Лирическая тема, тема тоски возникала под пальцами композитора Эрика.

Давыдович слушал, устремив взгляд в высокий потолок. Сева, опершись локтями о колени, завороженно следил за летящими пальцами композитора.

Тот взял завершающий аккорд и вопросительно посмотрел на Давыдовича, который долго молчал. Потом снял шляпу-лопух, бросил ее на колени Севе и вытер со лба испарину.

- Нет, не это нужно для сцены признания и раскаяния героя. Нужна песня, которая заменит монолог, которая пронзит каждого.

Композитор был само внимание.

- Сколько миллионов сидело в лагерях при Сталине? Нужно, чтобы они стали нашими зрителями. Без различия пола и возраста. Без различия статьи, по которой они сидели... В моем фильме о войне была песня, которую считали своей и в тылу и на фронте.

- Я попрошу Матусовского написать слова на мою музыку, - осмелился вставить молодой композитор.

- Матусовский - не для таких песен, - отмахнулся Давыдович. - Нужен поэт-сиделец!

- Кто? - не понял Сева.

- Сиделец - кто сидел.

- Бывший зек? Есть такой, - решился Сева.

- Ну? Снял один удачный кадр и думаешь, что можешь во все влезать? удивился нахальству сотрудника мэтр.

- Вы, пожалуйста, послушайте. - И Сева процитировал Бадая:

Там же, братцы, конвой заключенных,

Там и сын охраняет отца.

Он ведь тоже свободы лишенный,

По приказу убьет беглеца...

- Неплохо, - согласился Давыдович, - веди этого сидельца сюда.

- Не смогу, он не захочет светиться. Он - в розыске, - объяснил Сева.

- Реальный персонаж твоих уголовных рассказов?

- Еще какой реальный! - грустно ответил Сева, вспомнив последнюю встречу с Бадаем в поезде...

- Значит, слова эти - блатные-народные, - радовался Давыдович, сейчас же дай их Эрику, - приказал он Севе и встал над композитором. - А ты пиши музыку. Чтобы завтра разучили. Дуэт! Герой и героиня! Вместе поют! Слияние душ! Сначала он... а она подпевает...

Сева восторженно слушал, как "фонтанирует" шеф.

Обед был накрыт на три персоны в знакомой большой комнате.

Сева серебряной вилкой робко выстукивал что-то незамысловатое о край зеленоватой тарелки кузнецовского фарфора

Тамара машинально поворачивала против часовой стрелки подставку для салфетки.

Третий прибор оставался недвижимым.

По ковру в коридоре зашуршали шаги - Сева отложил вилку и встал.

К столу подошел в бархатном халате поверх белой рубашки с приспущенным галстуком отец Тамары и, усаживаясь, вялым жестом кисти показал: садись, мол, и ты.

Сева вернул свой зад мягкому стулу.

- Где мой любимый борщ? - спросил отец Тамары в пространство.

Клаша внесла супницу и начала разливать по тарелкам пахучую густую жидкость.

Отцу, Тамаре, потом и Севе.

- Люблю еще с войны, - сказал отец и пояснил: - Сразу и первое и второе и третье.

Дальше ели молча.

Тамара поглядывала попеременно - на отца, на Севу...

Наконец, отложив ложку, отец спросил, пристально вглядываясь в гостя:

- За что тебя хвалит этот знаменитый режиссер?

- Мне он этого не говорил, - ответил Сева как можно небрежней, чтобы выглядеть независимым.

- Мне говорил. - И отец встал со стула. - Ну, продолжайте, а я пойду покемарю, - закончил он по-простецки.

И Сева, и Тамара облегченно улыбнулись в ответ.

Снова появилась Клаша с фарфоровой миской для жаркого в руках.

Сева чинно остановил ее жестом, когда содержимое его тарелки превысило приличие.

Клаша удалилась.

- Ты в воскресенье свободен? - спросила Тамара.

- По воскресеньям мы, как правило, не снимаем.

- Я обещала Вовке сводить его в зоопарк. Пойдем с нами?

- Сходим, - с готовностью согласился Сева.

Хлопушка "Цена человека".

Девушка-помреж, хлопнув, выскочила из кадра, открыв стол, за которым сидел герой фильма рядом с героиней.

Опустошенный взгляд его был устремлен мимо бутылки портвейна и нехитрой застольной снеди.

Герой то ли запел, то ли заговорил...

Но, как водится, хорошо сказанное - наполовину спето. В общем, в съемочном павильоне звучало:

Заболеешь, братишка, цингою

И осыпятся зубы твои...

Героиня прильнула к плечу героя, и запели вместе:

А в больницу тебя не положат,

Потому что больницы полны.

Во время припева, который пела уже одна героиня, герой потянулся к наполненному портвейном стакану, опорожнил его и с новой силой включился в песню.

Там же, братцы, конвой заключенных,

Там и сын охраняет отца.

Он ведь тоже свободы лишенный,

По приказу убьет беглеца.

Припев они пели в унисон. Увлажненные глаза. Голова к голове - полное слияние.

Он ведь тоже свободы лишенный,

По приказу убьет беглеца.

И снова удар хлопушки "Цена человека".

На этот раз дощечка с надписью открыла комиссара милиции в полной форме.

- Товарищи, если кто-нибудь из вас станет равнодушным к судьбе человека, пусть подаст рапорт и уходит из милиции. Наша главная задача возвращать людей в ряды строителей социализма.

Подчиненные - сотрудники разных рангов - с пониманием слушали начальника.

Комиссар взял из папки, лежащей на столе, фотографию героя "Цены человека" Коли:

- Вот человек, у которого еще возможна настоящая жизнь, а не тюремная карусель!

Он продемонстрировал фото собравшимся.

- Возможно, это мой будущий крестник! Мы ведь должны не только ловить, но и перевоспитывать. Запомните это!

Ефим Давыдович устало махнул рукой:

- Стоп.

И набросился на исполнителя в форме милиционера, стоящего перед камерой с пистолетом в руке:

- То, как вы входите задерживать рецидивиста, - детские игрушки!

- Я никогда не был на задержании... Покажите, как нужно, - предложил исполнитель.

Режиссер счел себя оскорбленным.

- Ты еще будешь меня экзаменовать! - Давыдович взревел перейдя на "ты". - Все, съемка окончена!

Гасли осветительные приборы, Давыдович пил боржом.

- Сева, - позвал он.

Рысцой подбежал Сева.

- Завтра поедешь в МУР и будешь дежурить там с оперативниками, пока не поймешь все тонкости их работы. Понял?

- А как же съемки? На мне площадка.

- На площадке будет твой дружок Певзнер.

- Тонкости работы может подсказать консультант, - сопротивлялся Сева.