Леонид Словин - Жалость унижает ментов и бандитов

— Сейчас… — Помощник прикрыл микрофон ладонью, обернулся к дежурному. — подполковник Смердов звонит!

Дежурный дотянулся до трубки.

— Слушаю, товарищ подполковник!

Одновременно он скроил Николе дурашливую гримасу:

«Начальство бдит!»

Теперь они выступали как бы в одной упряжке, за спиной у руководства.

Николе предоставилась возможность осмотреться. Он зыркнул на диван. Под старой милицейской шинелью спал уже знакомый ему вчерашний мужик в белых шерстяных носках.

Никола видел его с вечера в машине Волокова.

Кинутый так и не пришел в себя, с шумом равномерно-глубоко втягивал воздух.

«Поддатый. И сильно…»

Разговор неизвестного подполковника и дежурного по телефону, как Никола догадался, шел об этом — лежавшем на диване.

— Ясненько, товарищ подполковник… — Дежурный был сама сообразительность и желание услужить. — Все, как вы распорядились. Привезем ему и то, и другое…

«Высокого полета птица, видать…» — подумал Никола про фраера на диване.

— Есть. Вас понял. Конечно! Тем более морозец к ночи. Кондратий запросто бы хватил…

«Раздели до трусов и носок…»

— Вот именно… — Дежурный словно подтвердил. — И еще ключи от дома!

Дотошный допрос по телефону коснулся не только раздетого. Подполковник поинтересовался заодно и кем-то еще.

— Да. Да. Понял… — Дежурный искоса взглянул на Николу.

Вор убрал глаза. Речь шла о нем.

— Да, обязательно…

Никола догадался, что звонит тот самый — в штатском, который разговаривал с ним вечером у винного магазина. Никола не мог понять причины такого пристального внимания к своей скромной особе. Может ему клеили подрезанного парня у магазина…

«Все может быть…»

Никола перевел взгяд за окно. Из дежурки был виден серый жилой двор между хрущебами, несколько хилых деревцев.

Майор-дежурный продолжал лебезить по телефону.

— Все ясно. Обязательно. Как учили!

Чувствовалось, что дежурный недавно на чем-то сильно погорел. Теперь, как мог, замаливал грехи:

— Все, как велели. Сейчас доложу. Есть…

Он отставил трубку, показал помощнику на Николу.

— Давай его на место…

Дежурный снова скроил Николе ту же дурашливую гримасу, показал на трубку. Развел руками. Однако, их уговор вроде оставался в силе.

Лейтенант вывел Николу в коридор.

— Подожди тут.

Напротив «Графика приема граждан» стояло несколько стульев. Никола не сел, подошел к графику. Нашел:

«Подполковник милиции Смердов В.А…»

Он значился заместителем начальника отделения.

Согласно графику он принимал граждан дважды в месяц. Накануне с вечера у него значился приемный день.

«Кум, короче… Заместитель по оперативной работе».

Кумовья у блатняков всегда считался наиболее искушенными, вероломными, изворотливыми…

Через пару минут лейтенант вышел из дежурки, передал Николу пожилому спокойному милиционеру. Старослужащий шаркающей походкой повел задержанного назад, в камеру.

— Начальство тоже, выходит, напивается до звериного писка… — Никола кивнул на дежурку, где на диване валялся кинутый.

— Начальство, оно еще больше нашего пьет… — охотно отозвался старослужащий. — Оно только нам не велит. Вишь, набрался! Ничего на нем не осталось. Одни ключи от дома!

— На снегу, что ли, спал?..

— В подъезде. Ну и… Сам понимаешь. На оправку пойдешь?

Привычный — с глазком, без запора изнутри, туалет Николе был ему уже знаком. С полчаса назад Никола объяснился в нем с помощником дежурного молоденьким чернявым лейтенантом, подменявшим старослужащего.

Ему Никола и сунул заначенную под каблук купюру.

«Много! Да ведь не спрашивать же сдачу…»

Из туалета чернявый и привел его наверх, в дежурку — звонить Игумнову. У дежурного наряда, видать, была крепкая спайка.

— Оправился? — Спросил милиционер. — Давай сюда!

Он уже открывал замок.

Сокамерников было двое — оба не спали. Один лежал, накрыв лицо курткой, чтобы не бил свет в глаза. Другой был на ногах

— Чего они тебя? — спросил тот, что, не останавливаясь, мерял шагами камеру.

— Давление повышенное…

— Косишь, что ли?

Лежавший и головы не повернул, когда Николу вернули. Спросил только:

— Врач приезжал? И чего?

— Колеса дал.

Таблетки, то-есть.

От внимания сокамерников укрыться было тяжелее, чем от вопросов дежурного.

Никола лег, закрыл глаза.

Сокамерники тем временем разговорились.

Начали с общих тем. За что сидел, где… Что за зона… В в каких городах и с кем воровал.

Оба постарались представить себя гнилыми до нельзя братками, жившими по понятиям, иначе — бывалыми и опытными.

Тот, что ходил по камере, был москвичем, второй все чаще вспоминал Рыбинск, Буй, Нерехту…

«Залетный что ли?!»

Подозрительно быстро оба нашли общих знакомых.

— Вася «Буржуй»?! Я с ним бегал. В натуре.

— Меня за него таскали. В Кинешме. Потом в Москве. Мосластый такой опер… В районе Таганке.

— Знаю. Его убили. Глухонемые…

«Чего ж вы пока меня не было в камере не разобрались? Молчали что ли?!»

Никола лежал, не открывая глаз. Это у него было привычным: первые часы проводить молча, не вступая ни в какие разговоры. Прислушиваться.

Сокамерники теперь уже во всем доверялись друг другу. Присутствие третьего человека их ничуть не смущало.

— Ты как идешь? — Залетный стащил куртку с лица, повернулся на бок.

Никола незаметно оглядел его. Внешность была запоминающаяся — худой, с вытянутым черепом и грубыми, выдававшимися вперед надбровьми.

Ходивший по камере ответил тихо, но достаточно громко. Николе было все слышно.

— Я в несознанке…

— А чего тебе вешают?

— Разгоны…

Никола взглянул на него — длинноволосый, тщедушный — на разгонщика, который под видом мента производит обыски в квартирах, он не был похож.

— А кого брал?

— Все технически. Цеховики, спекулянты…

— А я, братан, в розыске… — Залетный заскрипел зубами по-блатному долго и громко. — Контора получит ориентировку и мне вилы.

— Этапируют?

— Запросто. В Нерехту.

— А там чего?

— Мокруха. Кроме того универмаг. Прямо на центральной площади…

Они продолжали подозрительно громко шептаться. Николе с его ложа было все слышно. Происходивший на его глазах спектакль был разыгран для одного зрителя, непосредственно для него — для Николы.

Залетный хрустнул пальцами, вытянулся на аккуратно, строчка к строчке, — как это привык делать в камере и Никола — уложенных на нары брюках.

Манеры были знакомые.

На Залетном лежал четкий отпечаток зоны.

Никола все просек. Как Залетный посмотрел, как провел по губе кончиком острого языка, как промокнул аккуратно сложенным платком виски.

Сокамерники постепенно исчерпали темы воровского своего прошлого, по-тихоньку начали цеплять настоящее, а там уже было рукой подать до ближайшего будущего.