Леонид Словин - Хозяин берега

Следователь Алиханов этого вроде бы не замечал.

"После того как Ветлугин упал в воду, я тоже свалился в море. С трудом достиг берега, а лодку унесла вода…"

"Я упал в море, ухватился за край лодки и в это время увидел, что Ветлугина нет. Я начал кричать и звать его, но он не ответил. Вода унесла весла, и я, держась за край лодки, толкал ее до тех пор, пока ноги мои не почувствовали землю…"

Как видно было из показаний капитана "Спутника", который присутствовал при выезде на место, ружье, выпавшее из рук Ветлугина, было поднято со дна не в ста — ста пятидесяти метрах от берега, как показывал Баларгимов, а только в двадцати пяти. Вода доходила здесь Баларгимову до плеч… Других подводных камней, где лодку могло перевернуть, в этой части залива вообще не оказалось… Позвонил Хаджинур:

— Ваше указание я выполнил.

— Вахидов опознал его? — Я еще боялся в это поверить.

— Да.

— Твердо?

— Без всяких колебаний. Баларгимов продавал ему рыбу и икру все эти годы.

— Ты где сейчас, Хаджинур?

— В следственном изоляторе. Вахидов уже в камере. Будут еще указания?

— Я подошлю сейчас Балу и Гусейна. Втроем вы арестуете Баларгимова и перевезете его на пристань.

— Понял.

— Бала и Гусейн останутся там, а ты заедешь в Союз охотников. Я хочу знать, кому в действительности принадлежала двустволка… — Я продиктовал номер. — До того, как ее подняли со дна в заливе…

— Разве это не Ветлугина ружье?

— У меня есть все основания в этом усомниться, Хаджинур…

Гезель сделала чай, и время мое надолго остановилось, пока из этого, состояния меня не выудил звонок Балы.

— Мы на пристани, Игорь Николаевич…

— А Баларгимов?

— Тут. Хаджинур уехал по вашему заданию.

— Я сейчас подъеду, Бала…

Я сложил документы в сейф, запер его, вышел в приемную.

— Гезель! Меня ни для кого нет! Но ты Сможешь найти по этому телефону… — Я записал на перекидном календаре номер. Одновременно зазвонила междугородная.

— Ответьте Астрахани…

— Игорь Николаевич! — Я узнал голос Луизы — секретаря прокурора бассейна. И сразу, заполнив поле слышимого, знакомый голос протянул басовито:

— Тебя поймать невозможно! Третий день охочусь. То связи нет, то тебя…

Прокурор — как и я — был человек новый, и отношения его с подчиненными были тоже в стадии становления.

— Ты принципиально против телефона? — спросил он.

— Вы убедились, как работает связь… — Его "тыканье" меня почему-то не задевало. Наверное, и он не был бы шокирован, обратись я к нему на "ты". — Насчет Вахидова вам передали? Что мы направили дело в областную прокуратуру?

— Мне звонил Довиденко… Он вот почему-то дозванивается!

— Ему легче. Он пользуется правительственным каналом. Помощник сказал, что вы поддержали наш запрет на эксплуатацию установки…

— На Сажевом? Ты действовал абсолютно правильно.

— Рад слышать. Не собираетесь к нам?

— Собираюсь. Но покая хочу, чтобы ты приехал сюда. Есть срочное дело. Это разговор не для телефона…

— У меня тоже дело к вам… И тоже не для телефона.

— Значит, берете меня? — спросил Баларгимов. Он не показался мне расстроенным. — За эту пьянь Ветлугина?

Балу и Ниязова я отпустил на обед, а Баларгимову захватил по дороге несколько чебуреков и бутылку воды.

— …Только ничего у вас не выйдет! — заверил он. — Справедливость пока существует…

Мы остались вдвоем в маленьком — на два кабинета — помещении, выделенном нам водной милицией.

Он продолжил:

— Живем с женой тихо. Никому не мешаем. Дети уже выросли. Дочь — в институте. Старший сын женился, двое детей. Я работаю. Нам хватает… Только б люд и нас не трогали, не завидовали бы! Вы были у меня, видели мою жену. Так?

Я кивнул.

— Все время я дома, никуда не хожу… Бывает, выпьешь с соседом — и снова домой! А тут Сашка Монтер! Надрался в сиську: поедем да поедем на качкалдаков!..

Я записал его показания. Это была грубо состряпанная, лживая от начала до конца небылица. Приходилось удивляться тому, что она оказалась принятой кем-то на веру. "Охотники" — Ветлулщ и Баларгимов — стреляли качкалдаков на мелководье в кромешной тьме, не видя не только птицы, но и друг друга… Вода в том месте, где обнаружили ружье, доходила Баларгимову до плеч…

Вскоре вернулся Бала.

— А Гусейн? — спросил я.

— Сейчас придет. В ларьке на пристани — детская обувь. И народу почти никого… Посмотрите. — Бала протянул бумагу. — Хаджинур передал.

Бумага была подписана председателем Восточнокаспийского городского общества охотников.

— Ружье, с которым будто бы охотился Ветлугин, поднятое со дна, по справке в уголовном деле значилось не состоящим на учете в городском обществе охотников…

— Так.

— А это новая справка. — Мой мягкий, с расплывчатыми очертаниями, молодой помощник был доволен. — Одно время оно значилось за охотником Изутиным. Проживает: улица Бакинская, шестнадцать… Хаджинур уже уехал туда…

Бала заскочил по дороге в прокуратуру и привез еще документ. Он был из института, который для краткости в Восточнокаспийске именовали просто Институтом экологии моря.

Это был ответ на запрос: "На приготовление 250 кг паюсной икры кустарным способом пошло 369,42 кг икры-сырца, из которых в промышленных условиях изготавливается 27,78 кг зернистой икры высшего сорта. Что касается рыбного стада, то для этого было выловлено не менее 100 икряных рыб осетровых пород, что предполагает уничтожение примерно 600 рыб…"

Я показал справку Баларгимову.

— А я здесь при чем? — спросил шеф лодок.

— Вся эта икра оприходована Вахидовым как заготовленная вами…

Может, он и не поверил. Во всяком случае, не спросил, кто такой Вахидов.

Я продолжил:

— Вахидов подробно рассказал об организации браконьерского промысла и системе взяток, которые шли в морскую инспекцию рыбоохраны и в милицию. Имеются магнитофонные записи, подтверждающие показания…

Вернулся Гусейн. С ним был милиционер-старослужащий, охранявший лодки. Он передал Баларгимову папиросы и, прежде чем его успели остановить, сообщил новость:

— Вахидов повесился. Кладовщик с сажевого комбината…

— Где? — спросил Баларгимов.

— В камере.

Я взглянул на следователя — Гусейн молча кивнул. Я набрал номер все того же Фурмана:

— Водная прокуратура приветствует… Это правда — насчет Вахидова?

— Увы! — Он был обескуражен. Я понял, что самоубийство Вахидова и для него полная неожиданность. — Удавился на поясе от летнего пальто…

— Каким образом?

— Сам не понимаю. Привезли с допроса, все нормально… — Фурману нравилась эта приговорка — "все нормально". — И на тебе!

Я поблагодарил его, хотя и не мог понять, каким образом пальто оказалось в камере вместе со снабженцем в одуряющую жару.