Цитому Минаками - Картинка в волшебном фонаре

— Редкостное произведение, — пробормотал Хамото, не в силах оторвать взгляд от фотографии. — Его где-нибудь опубликовали?

— Не знаю. Помню лишь, что он лично вручил мне эту фотографию в конце прошлого года… Ну как, вы согласны, что у Нитты случались периоды безысходного отчаяния? — спросил Таноки, заглядывая Хамото в глаза и как бы ища подтверждения той догадке, которая не давала ему покоя.

Хамото молча глядел на фотографию. Он понимал, какого ответа ожидал от него Таноки. От картинки и в самом деле веяло безысходностью. Но сколь бы ни отражала она тогдашнее состояние Нитты, это еще не давало права связывать его с намерением покончить жизнь самоубийством.

Произведение художника есть всего лишь результат его творчества. Для мира взрослых он мог изготовить и такое, но Хамото помнил, сколь радостные, светлые, полные прекрасных мечтаний картинки одновременно создавал Нитта для детей — тому пример "Коляска, взбирающаяся на небо", "Воздушный шарик" и многие другие. Нет, эта фотография не может служить решающим доказательством самоубийства Нитты, он не наложил на себя руки — и у полиции тоже есть на то свои доказательства.

Хамото показалось странным, почему Таноки столь неожиданно заявился именно к нему со своими предположениями.

— Нет, господин Таноки, я решительно против версии о самоубийстве, — твердо сказал он. — Согласен, от фотографии веет отчаянием, может быть, даже безысходностью, но считать ее прямым доказательством самоубийства — это слишком! Я не исключаю, что Нитта создал ее не без какой-либо глубокой мысли. Судя по всему, Нитте нравились медузы. Он ведь родился на побережье залива Вакаса и не раз наблюдал за медузами осенью, когда они во множестве всплывали на поверхность. Он и своей дочери, Кёко, писал об этом буквально накануне своей смерти. Может, именно для того, чтобы отвлечься от обуревавших его тяжких мыслей, он создал эту картинку и даже написал к ней стихотворение. И честно говоря, мне кажется по меньшей мере странной ваша попытка связать эту картинку с версией о самоубийстве Нитты, — заключил Хамото, в упор глядя на Таноки.

Хамото и раньше замечал в поведении Таноки некоторые странности, присущие людям определенного склада. Они проявлялись во время бесед Таноки с Ниттой в мастерской, свидетелем которых он был. Таноки всегда казался ему чудаком, человеком не от мира сего.

Прежде Таноки работал в книжной лавке на Западной Канде, а когда лавка обанкротилась, жил на пособие по безработице. В последнее время он подрабатывал, публикуя небольшие заметки в журнале, издававшемся его приятелем. Там же сотрудничал в качестве фотографа и Нонака. Оба они познакомились с Ниттой в еженедельнике "Дзинсэй" — развлекательном журнальчике, который власти уже не раз грозились прикрыть.

Нитта не принадлежал к художникам, публиковавшим свои произведения в развлекательных журналах, и для Хамото по сей день оставалось загадкой, что его связывало с этим еженедельником. Кажется, впоследствии он прекратил контакты с "Дзинсэй", но продолжал общаться с Таноки и Нонакой.

Хамото полюбил картинки, которые создал Нитта, но ему были чужды его друзья, как и атмосфера, царившая в мастерской художника, не нравился их безалаберный образ жизни.

Особенно раздражал его Таноки, подрабатывавший литературным трудом. В своей основе он был добрым человеком, но все, что он и его друзья делали, о чем говорили, представлялось пустым и бессмысленным, словно лишенная корней трава. Хамото не нравилась богемная жизнь тех, кто вроде Таноки пописывает в развлекательных журнальчиках и имеет наглость называть себя литераторами. Они умеренно возмущаются тяготами жизни, умеренно подсмеиваются над собой, обладают сообразительностью и хваткой, а когда собираются вместе, говорят лишь об одном: как заработать большие деньги. Но упаси боже — приложить для этого усилия! Нет, главная тема их разговоров в том и состоит: как разбогатеть без труда? Темы их писанины ограничиваются описанием жизни на задворках, комплексов неполноценности, испытываемых духовными и физическими калеками.

— А знаете ли вы, Хамото, что при еженедельнике "Дзинсэй" создан клуб друзей, где мужчины не только обмениваются новостями, но и занимаются кое-чем другим? — спросил его однажды Нитта. — Подписчики этого журнала, как правило, педерасты. Что поделаешь, в мире немало душевных калек, людей со сдвинутой психикой. "Дзинсэй" это подметил и сделал подборку страниц на пятьдесят, посвященную содомскому греху.

Тон, которым Нитта сказал об этом, заставил Хамото насторожиться.

— А вы, господин Нитта, тоже интересуетесь содомским грехом? — прямо спросил он.

— Я?! Что вы! Я человек вполне нормальный. — Нитта рассмеялся, хитро блеснув глазами.

"Ну, а что вы скажете о Таноки и Нонаке?" — помнится, хотел спросить Хамото, но сдержался. Собственно, эта проблема мало его интересовала.

И все же тогда он не поверил Нитте, почувствовал в нем какие-то отклонения. По-видимому, на него наложила определенный отпечаток одинокая жизнь в бывшем бомбоубежище. Нитта никогда не рассказывал о причинах развода с Такако. А может, он испытывал безразличие к противоположному полу?

Тем не менее Хамото не стал это связывать с самоубийством.

— Скажите, Таноки, вам известно, почему Нитта развелся с женой? — спросил Хамото, глядя в его покрасневшие от бессонницы глаза.

— Он никогда не говорил об этом. Н…но мне кажется, что в его жене, в самом деле красивой женщине, в глубине ее улыбчивых глаз скрывалась расчетливость. Она знала с. себе цену и не хотела смириться с бедностью, которая ожидала ее в будущем, если она останется с Ниттой. Должно быть, она всем существом ненавидела бедность… А теперь я, пожалуй, пойду, — пробормотал Таноки.

Уже выйдя в коридор, он обернулся к Хамото и сказал:

— Не представляю, каким образом полиция дознается, кто преступник. М… мне кажется — это все равно что пытаться ухватить облако. Н…но все же я готов ей помочь. Еще раз прошу извинения, что побеспокоил вас.

Проводив Таноки, Хамото почувствовал себя совершенно опустошенным. Этот человек произвел на него тяжелое, гнетущее впечатление.

Хамото несколько раз прошелся по комнате, потом приблизился к окну и отодвинул занавеску.

Дом стоял на возвышении, и из окна далеко просматривалась гравийная дорожка, зигзагообразно спускавшаяся вниз. Там он заметил фигурку Таноки. Тот не спеша шел в сторону станции Харадзюку. В лучах солнца был отчетливо виден его коричневый пиджак. Внезапно Таноки замер и слегка наклонился вперед. "С чего это он, по малой нужде, что ли?" — подумал Хамото.

Там, где стоял Таноки, тянулась ограда отеля "Ханабуки", построенного наполовину в японском, наполовину в западно европейском стиле. Таноки подошел вплотную к бамбуковой изгороди и замер, по-видимому, прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Хамото не спускал с него глаз. Тот на мгновение обернулся, потом снова стал глядеть сквозь частую изгородь. "Там вроде бы расположен отдельный флигель отеля, что же могло его заинтересовать — ведь через эту ограду ничего не увидишь", — подумал Хамото.