Ирвин Уоллес - Семь минут

Молодая женщина, Кэтлин, лежала голая в постели, неизвестно в каком городе. Книга начиналась с ее мыслей и чувств, когда партнер, тоже голый, вошел в нее и начал медленно заниматься любовью. По ходу полового акта ум Кэтлин реагировал на совокупление на двух уровнях. На первом осмысливались сиюминутные телесные ощущения. На втором постепенно растущее возбуждение вызвало у нее сексуальные воспоминания, которые она превращала в дикие эротические фантазии. Она представляла, как занимается любовью с Иисусом Христом, Юлием Цезарем, Шекспиром, Шопеном, Галилеем, Байроном, Вашингтоном, Парнеллом. В эти фантазии вплетались мысли о половых актах с африканцем, азиатом и американским индейцем.

Вызывая эти яркие образы в сознании, она также вспоминала, как спала с тремя реальными любовниками. Эти трое очень разнились между собой как физическими достоинствами, так и своим отношением к женщинам и любви. Каждый из них что-то дал ей, чему-то научил, и встречи с ними делали ее настоящей женщиной. Кэтлин решила связать с одним из них свою жизнь и именно его взяла к себе в постель этой ночью, именно он был в ней все эти семь минут. Только на последней странице, когда он вскрикнет, испытав оргазм, автор откроет имя человека, которого она выбрала.

Таково было краткое содержание «Семи минут».

Находясь в роли «среднего читателя, руководствующегося моральными устоями современного общества», Майк понимал, что само по себе содержание не может считаться непристойным, так как половой акт тоже не может быть признан «грязным» в юридическом смысле этого слова.

Но тут Барретт понял, что не смотрел на «Семь минут» совершенно беспристрастным взглядом и заменял грубый «постельный» язык Джадвея эвфемизмами. Кратко излагая содержание «Семи минут», он исказил джадвеевскую правду.

В его воображении Кэтлин занималась любовью, прелюбодействовала, совокуплялась.

В представлении самой Кэтлин она просто…

Это старинное слово само по себе больше не могло помешать судье или присяжным заседателям признать «Семь минут» произведением искусства, потому что нередко встречалось в современной литературе. Само слово не переводило книгу в разряд порнографии, ибо получило законное право на существование в ходе исторического обмена репликами, так оживившего процесс над «Улиссом».

Барретт вспомнил, как в зале суда обсуждался язык Джеймса Джойса. И вся дискуссия, пожалуй, сводилась к вопросу, правомерно ли употребление Джойсом этого слова.

Адвокат Джойса сказал:

«Ваша честь, что касается слова, обозначающего половой акт, то в одном этимологическом словаре прослеживается его происхождение от латинского facere, что означает „делать“. Фермер facere семена в землю. Это слово, ваша честь, звучит куда честнее, чем эвфемизм, встречающийся каждый день во множестве современных литературных произведений и описывающий именно это действо».

«Приведите пример», — попросил судья Вулси.

«Ну… „Они спали вместе“ означает то же самое», — ответил адвокат Джойса.

«Но, защитник, это далеко не всегда правда!» — с улыбкой ответил Вулси.

После того процесса слово получило доступ на страницы книг.

Нет, не язык мог повлиять на решение жюри, состоявшего из «средних» граждан. Вопрос заключался в следующем: в каком контексте применялся этот язык? Для Молли Блум быть трахнутой человеком по имени Бойлан — это одно. Для джадвеевской Кэтлин быть трахнутой отцом нации и страны или Сыном Божьим могло означать нечто совсем другое.

Тут же возникала новая проблема — откровенного и подробного описания секса, которое «заметно переходило все допустимые границы и нормы в описании секса… то есть книга не имеет ровным счетом никакой общественной ценности».

Перед тем как приступить к чтению, Барретт положил на столик «Любовника леди Чаттерлей» и отчет о «Процессе „Леди Чаттерлей“», собираясь пролистать их. Сейчас было уже поздно, но он все равно раскрыл «Любовника леди Чаттерлей». Барретт не сразу нашел нужный отрывок, в котором Меллор занимался любовью с леди. Простите меня, мистер Джойс. Меллор делал с ней совсем другое. Барретт прочитал отрывок:

«…Его прыгающие бедра, убыстряющиеся толчки казались ей смешными. Подскоки ягодиц, сокращение бедного маленького влажного пениса — и это любовь! Да, это была любовь: смешное подпрыгивание его ягодиц и бедный влажный пенис, который казался таким маленьким и незначительным. Да, это была божественная любовь!» [9] Перевод М. Литвиновой и И. Багрова.

Он принялся листать «Любовника», встречая то там, то здесь: «он нежно погладил ее бедра, ею руки скользнули вниз меж ее мягких теплых ягодиц». И: «она держала мягкий пенис в руке», и так далее, и тому подобное.

Барретт закрыл книгу, положил на столик и взял отчет о лондонском процессе. Он открыл его на том месте, где выступал кембриджский профессор, биограф Лоуренса. «Сексуальные отрывки, которые вызвали особенно много обвинений, занимают не более тридцати страниц, а книга содержит более трехсот страниц… Ни один человек в здравом рассудке не напишет триста страниц обычного текста из-за тридцати страниц секса».

Только тридцать страниц секса и двести семьдесят — «нормальной» литературы, и тем не менее лоуренская «Леди» долгие годы производила эффект разорвавшейся бомбы. Неужели двести семьдесят обычных страниц несли в себе достаточно общественной значимости, чтобы возместить откровенно сексуальные сцены? Барретт открыл изложение вступительной речи защиты:

«Автор опять, и это ясно из содержания, описывает определенные стандарты нашего общества двадцатых годов, годов депрессии и кризиса, против которых он боролся… Он считал… что болезни, которыми страдает общество, невозможно вылечить средствами политики, и исцелить его может восстановление правильных и гармоничных отношений между людьми. Одним из величайших даров природы, по его мнению, можно считать взаимоотношения любящих друг друга мужчин и женщин. В значительной степени это — физиологические отношения, в которых нет ничего противоестественного, их не следует стыдиться и можно откровенно обсуждать».

Общественная значимость… И при этом только каждая десятая страница посвящена чистому сексу.

А в книге Джадвея сексу посвящена не каждая десятая страница, а вообще все без исключения страницы числом сто семьдесят одна. Но, черт побери, «Семь минут» все равно не о том, чем занимаются животные, иначе Барретт не получил бы такого духовного очищения, не стал бы всего за несколько часов относиться к женщинам столь возвышенно-благоговейно. Описание секса было приемом, с помощью которого автор раскрывал суть отношений между полами — любовь, жалость, нежность, мечты и смысл жизни и смерти. В поведении Кэтлин не было ничего предосудительного, и оно не нуждалось ни в каких оправданиях, но если закону потребуется «общественная значимость», найти ее можно на каждой странице.