Наташа Купер - Жертва

Триш неторопливо заправила простыню под угол матраса, чтобы дать себе время немного подумать. Она не знала, на кого злится больше — на Малкольма Чейза или на саму Деб.

— А когда мама сказала ему, что никогда не сможет убить своего ребенка, он ответил, что в таком случае пускай она сама за все и отвечает. Сказал, что не хочет иметь ничего общего ни с мамой, ни со всем этим. Так и сказал. Назвал меня «этим».

— Кейт, он ведь тогда не знал тебя.

Триш посмотрела на девочку, поняла, что утешение не помогает, и попыталась снова:

— Малкольм говорил не о тебе, Кейт, а об ответственности, которая свалилась на него так внезапно и которой он панически боялся. Постарайся не принимать его слова на свой счет. Твоя мама не хотела, чтобы ты так думала.

— Нет, хотела. Она хотела, чтобы я на него злилась. Она сказала, что я ни в коем случае не должна превращать Малкольма в какого-то героя. Сказала, что папа заботится обо мне и любит меня, и мы всем обязаны только ему. Мой настоящий отец повел себя как трус и эгоист, и мама не допустит, чтобы я верила в его обман, хотя когда-то они и любили друг друга.

Триш очень нравилась Дебора, однако для такой жестокой честности время было совсем неподходящее.

— Послушай, Кейт. Твоя мама, как и ты, живет сейчас в состоянии невероятного стресса. Я знаю, она очень расстроилась, узнав о смерти твоего настоящего отца. Может быть…

— Но ведь он хотел, чтобы мама сделала аборт. Он не хотел, чтобы я родилась.

— Зато мама этого очень хотела, — мягко сказала Триш. — Она никого не любит так сильно, как тебя. Когда я ходила к ней поговорить о телефильме, она думала только о тебе. Ни о самой себе, ни о твоем официальном отце, ни о твоих младших братьях и сестренке. Только о тебе, Кейт. Она так сильно тебя любит.

— Но она не понимает…

— Я думаю, она все понимает. Иногда очень трудно разговаривать о таких вещах, особенно в ее ситуации, когда она тебя даже не видит. Ну ладно. На сегодня хватит разговоров. Ты и так чересчур устала. Как насчет горячей ванны? Конечно, это не бог весть какое средство, но иногда помогает успокоиться.

Кейт явно не привыкла к беспрекословному подчинению, но сейчас выглядела как самая послушная из дочерей, которая только и ждет очередного указания. Такое поведение ей совсем не шло.

— Ванная у меня вот здесь, — сказала Триш. — И постарайся выспаться как следует. За последние два года ты пережила больше, чем некоторым выпадает за всю жизнь. Но я уверена, что ты справишься.

— Вы так думаете?

— Ну конечно. Ты сильная и храбрая, Кейт. Сейчас я открою воду, смотри, чтобы не перелилась через край. Договорились?

Триш наконец-то упала в собственную кровать и подумала, не стоило ли предложить Кейт таблетку от бессонницы. Бедная девочка в таком взвинченном состоянии, что вряд ли заснет.

Все еще пытаясь решить, рискуют ли члены семьи Гибберт принимать от других людей какие-нибудь непонятные таблетки, Триш не заметила, как сама погрузилась в сон. Следующим, что она осознала после мысли о таблетках, был звук радиоприемника, который включился ровно в половине седьмого утра.

Триш тут же выключила его и встала. Вниз по лестнице она спустилась так тихо, как только могла. Дверь в спальню для гостей была открыта. Триш просунула голову в дверной проем и увидела Кейт. Девочка лежала на спине, с волосами, картинно раскинувшимися по подушке, и спала, приоткрыв рот.

Триш тихонько прошла в гостиную и взяла ежедневник чтобы проверить, не надо ли ехать в контору с самого утра. К счастью, до завтрашнего дня у нее не было назначено никаких встреч или судебных заседаний. Она поставила на плиту чайник и села за стол, надеясь справиться со всей бумажной работой до тех пор, пока Кейт не проснулась.

Было еще чересчур рано, чтобы звонить в полицию, или в контору Сплиндера, или Джорджу. Триш налила себе полную кружку чаю и принялась сортировать документы, которые запихнула в портфель вчера вечером.

Час спустя принесли почту, и среди писем Триш обнаружила конверт, подписанный Деборой Гибберт. Триш с опаской посмотрела через плечо и с облегчением увидела, что Кейт нигде поблизости не видно. Письмо оказалось довольно коротким.

Дорогая Триш!

Я снова вынуждена просить вас о помощи. Больше мне обратиться не к кому. Кейт сказала, что вы были очень добры к ней. Очень скоро ей снова понадобится помощь. Не знаю, догадались вы или нет, но Кейт Адаму не родная дочь. Ее настоящий отец — Малкольм. Адам всегда знал об этом и никогда не винил Кейт, потому что ненавидел Малкольма. И он всегда держал данное слово. Он стал чудесным отцом для Кейт и самым верным, любящим мужем, о каком я только могла мечтать.

Однако сейчас Кейт понадобится больше, чем Адам способен ей дать. Не могли бы вы встретиться с ней и поговорить? Когда я звонила Кейт в последний раз, она спросила про Малкольма, и мы поссорились. Я просто не знаю, к кому еще обратиться. Вы успели так много сделать для нас, что мне очень неловко снова просить о помощи, но никого другого у меня нет. Что касается Анны, то она не очень подходит для таких вещей.

Триш отпила глоток наполовину остывшего чая и перечитала письмо. Оно показывало, что Дебора до сих пор доверяет Адаму целиком и полностью. У Триш сжалось сердце при мысли о том, какое разочарование рано или поздно ждет Деб. Она вспомнила сомнения Адама в невиновности жены и презрение, которое источала Корделия, говоря о младшей сестре. Неужели люди никогда по-настоящему не понимают тех, кого любят?

Триш не верилось, что письмо, которое она прочитала минуту назад, и оскорбительные излияния, переданные Корделией, были написаны одним и тем же человеком. Ксерокопии тех писем до сих пор лежали в нижнем ящике ее письменного стола. Триш нагнулась и снова достала их из стола.

Почерк был тот же самый, а все остальное — абсолютно иным. Резкие фразы будто соскакивали со страниц, такие же горькие, какими Триш запомнила их после первого прочтения.

Ты всегда была страшной эгоисткой, Корделия. Из-за своего эгоизма ты так и не завела собственных детей, а теперь, когда стало слишком поздно, заглядываешься на моих и пытаешься их отобрать. Ты всю жизнь пыталась отобрать у меня то хорошее, что я имела.

Тебе ведь недостаточно знать, что я не так преуспела в жизни, как ты, не правда ли? Ты всегда, при всякой возможности старалась выбить почву у меня из-под ног, что бы я ни пытаюсь сделать.

Ты ведь всегда ненавидела нас с мамой, я угадала? Интересно, тебе когда-нибудь приходило в голову, что мы можем быть не такими уж злодейками? Ты хоть раз подумала, что причина твоей ненависти кроется в самой обычной ревности? Тебе с самого детства казалось, что я заняла твое место, верно? Я знаю, что ты всегда хотела моей смерти. Думаю, поэтому ты и обвинила меня в убийстве.