Валерий Мигицко - Окружное шоссе

Он знал, что говорил. Он ездил по этой трассе не первый день.

ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ

Откинувшись на сиденье, капитан ждал. Рядом, молчаливый и бледный, сидел Нетреба. Водителя трясло противной мелкой дрожью, и Зеничу казалось, что трясет машину.

"Сейчас приедут, - думал капитан. - Это хорошо, что они приедут. Надо, чтобы было шумно и много людей. Одиночество вдвоем и тишина - плохие спутники в подобных ситуациях.

С ними особенно остро ощущаешь всю непоправимость случившегося и страх, который можно приглушить, но от которого невозможно избавиться совсем.

Этот парень тоже так считает. Он совсем сдал и смотрит на меня с каким-то собачьим выражением в глазах. Как будто я что-то могу изменить. Ни черта я не могу. И плохо мне так же, как тебе. Ты это понимаешь, дружище? Только плохо нам по-разному. Мне плохо потому, что я это допустил.

И не вздумай оправдывать меня, пожалуйста, что, мол, ничего я об этом не знал и вообще был в другом месте. Лучше молчи, как молчишь".

Желтый "рафик" с синей полосой на кузове вынырнул из дождя и начал тормозить, наполнив все вокруг отчаянным визгом. Шел он с хорошей скоростью, и метрах в пятнадцати от машины его начало уводить вправо. Чтобы не задеть "Волгу", водитель вывернул влево, и автобус, развернувшись поперек дороги, остановился. Открылась задняя дверка, и на асфальт тяжело спрыгнул следователь прокуратуры Марущенко.

Появились практикант, Бежан и Емелин. Последним с чемоданчиком в руках аккуратно спустился Камоликов.

Зенич вышел из машины, сделал несколько шагов и очутился лицом к лицу с приезжими. В глазах у них он увидел растерянность. "На причале мы были все вместе, - подумал он, - и вот теперь опять вместе, и повод тот же. Многовато даже для таких ребят. Камоликов всю войну прошел хирургом в полевом госпитале. Бежан помоложе, но тоже повидал достаточно, да и следователь, похоже, не новичок. Многовато даже для них. А молодым каково - практиканту и Емелину?"

- Время позднее, - строго сказал он им. - Судя по погоде и по тому, сколько времени прошло с момента убийства, улик, по-видимому, никаких. Прошу всех работать быстро и предельно внимательно. Вы, Василий Сергеевич, обратился капитан к Камоликову, - займитесь трупом Он в плавнях, по ту сторону шоссе, рядом с деревом, вы увидите. С "рафика" мы вам посветим.

- Я пойду тоже, - сказал следователь.

- Да, конечно.

Следователь с Камоликовым ушли.

- Слушай, может, это не Цырина работа, а? - сказал Бежан.

- Его. Место шофер указал точно.

- А убит кто? Пограничник?

- Очевидно.

- Но мотивы? Какие у Цырина были мотивы? - воскликнул Емелин.

- Если б знать, - вздохнул капитан. - Вопрос всем. Почему убийца раздел труп?

- Убийство совершено с целью ограбления, - мгновенно отреагировал Емелин.

- Или для того, чтобы спрятать одежду, если она может что-нибудь поведать о личности убитого, - сам и ответил Зенич. - Как думаете, мундир - это заметно?

- Заметно, - согласился Бежан. - Но и тащить его за собой в город не резон.

"Или все наоборот", - сказал себе капитан.

- Наши мнения совпали, - сказал он им. - Берите втроем мою машину и попробуйте поискать.

- Где и что? - спросил Бежан.

- Мундир и чемодан. На тридцать шестом километре, там, где он бросил автобус.

- А здесь?

- Здесь я смотрел.

- Мы поехали, - сказал Бежан. - Вдруг что-нибудь...

- Только на это "вдруг" и можно рассчитывать.

Они уехали. Капитан остался на дороге.

"Только бы они ничего не нашли, - думал Зенич. - Только бы там действительно ничего не было. Если они найдут мундир, я отказываюсь что-либо понимать. Пограничник, тридцать восьмой километр, катастрофа - все это как-то связано, и докопаться до истины мы сможем, только распутавшись с автобусом. Возможно, заговорит кассирша. Возможно, раскроется Бул. Но во-первых, не гарантированы степень их осведомленности и искренности. А во-вторых, и это главное, ни Вула ни Литвиновой не было сегодня ночью здесь, на тридцать восьмом километре.

Что связало Цырина с пограничником в этот трагический узел? Почти сто километров они ехали вдвоем. Сидели рядом и говорили. О чем?

Может, этот парень стал невольным свидетелем каких-либо дел Цырина днем пятнадцатого? Сомнительно. Он не откладывал бы свои объяснения с шофером до тридцать восьмого километра. Заподозрил что-нибудь? Не мог Цырин проговориться. Но тогда версия о том, чтр шофер устранил пограничника, как свидетеля, разваливается ещё не выстроенная.

А мундир?

Поищем еще. Пограничник выглядел отпускником. Был веселым и разговорчивым. Был с чемоданом. Чемодан этот в автобусе не нашли, зато он фигурирует во всех свидетельских показаниях о Цырине на всем пути его от дома до причала.

Чемодан - такая же улика, как и мундир. И как и от мундира, от него надо было избавляться. Пока все логично. Допустим, он положил мундир в чемодан. Но тогда почему же всюду таскал чемодан с собой? Почему взял на лодку? Почему потом чемодан исчез с лодки? Что было в этом чертовом чемодане?

Деньги? Нет, не деньги. Они перевезли их сразу и хранили в двух канистрах.

Значит, мундир. Но зачем Цырину мундир?

Представь, что ты солдат и едешь в отпуск, - сказал себе капитан. - Тебе нетрудно это представить. Ты не так давно был солдатом и прекрасно все вспомнишь. По пути ты ведь встречался с кем-то, что-то рассказывал. Что?

Вот что. Ты рассказывал своим попутчикам все про себя.

И о том, кто ты. И куда едешь. И откуда. В такие минуты тебя мог расколоть каждый, кому это было нужно. Счастье твое, что никому это не было нужно.

А Цырину это было нужно? И ему не нужно! Вы проговорили всю дорогу. А потом он тебя убил. Почему он тебя убил?

Что такого ты ему сказал? Что ты солдат и едешь домой, быть может, за тысячи километров отсюда?

Тысячи километров... Тысячи километров... Тысячи километров...

Вспомни, что сказал Мытарев во время вашего самого первого разговора сегодня. Он сказал что-то такое, что сейчас было бы очень кстати.

Какую-то эти подлецы видели дополнительную гарантию собственной безнаказанности, вот что он сказал.

Тысячи километров...

Вот что ты ему сказал! Ты куда-то ехал. Куда-то очень далеко. И через несколько часов тебя бы уже не было в Приморске. А он ухватился за твои слова. Ты предоставил ему возможность одним махом уйти от всех. Под твоим именем.

Ценой твоей жизни. И он сделал выбор. Он долго решался.

Целых сто километров. До тридцать восьмого, где мы сейчас стоим и уже ничего не можем сделать для тебя. Конечно, мы можем найти того, с царапиной на горле, и мы его найдем, но что это будет значить лично для тебя?

Зато это будет значить все для нас..."

- Владимир Николаевич! - донеслось из плавней.

Зенич пошел на голос и снова услышал, как закричал Камоликов: