Борис Штейн - Маленький мудрец

Тут в дверь позвонили.

Отрываться от умопомрачительной самбы не хотелось. Тем более что уже не хотелось сдавать квартиру. Однако решение отказать съемщику еще не созрело. Оно только-только начало во мне шевелиться, это безответственное решение.

Я повернул «собачку» и открыл дверь.

На пороге стояла Ева.

Ева стояла на пороге моей квартиры, а я, молча, смотрел на нее, я смотрел на нее, как настоящий баран на незнакомые новые ворота, и молчал, ничего не говорил, не кидался обнимать любимую женщину, целовать, даже не приглашал войти. Ступор это был, настоящий ступор так, как я понимаю значение этого слова.

– Можно войти? – с еле заметной улыбкой спросила Ева, и меня словно расколдовали, оцепенение упало, словно отомкнутые кандалы, и я резко засуетился. Сделать приглашающий жест, принять куртку, предложить тапочки, показать, где ванная комната. И все корректно – пятки сомкнуты, спина прямая, полупоклон, полупоклон, полупоклон. Короче говоря, на смену ступору пришел какой-то театральный идиотизм. Хоть бы вина, ей-богу выпить, очнуться окончательно! Но я в этой квартире давно не живу, запасов нет, ничего нет, кроме двух поломанных сухарей.

– Ева, – наконец выдавливаю я из себя. – Кофе?

Она согласилась. Кофе так кофе.

Кофе.

Но легкости нет. Радости нет.

Ничего нет, кроме тревоги.

– Как ты нашла меня?

– Это не трудно.

Взгляд на меня. Взгляд на часы.

– У тебя есть второй ключ?

– Да, конечно. – Я кинулся к шкафчику. – Вот, пожалуйста.

– Спасибо. Я приду сюда, если понадобится. Можно?

– Конечно!

Господи, нет ничего, что бы я для нее не сделал. Она поднялась:

– Мне пора.

Я тоже поднялся.

И вдруг почувствовал жгучее, отчаянное желание. И шагнул к ней. Ни любовь, ни дружба, ни все напластования культуры, ни закон, в конце концов, – ничто не могло меня остановить. Если бы она противилась, я бы взял ее силой.

Но прибегать к силе не пришлось.

Мы рухнули на диван, лаская и раздевая друг друга. И осыпая друг друга поцелуями.

Потом она сказала:

– Мне действительно пора.

И ушла.

Надолго?

Навсегда?

Как-то она сумела не ответить на самые важные вопросы.

И все же мы нашли спаниельку. Вернее – не мы, а Юрий Архипович, и не саму собаку, известие о ней. Однако, по порядку. Неподалеку от школы «Капитан», возле одного из жилых домов среди свободных от служебных и домашних обязанностей игроков в домино появился новый человек. «Смурной, небритый, прокуренный, пропитый», как поется в известной песне известного шансонье, он сразу заслужил симпатии товарищей по дощатому столу. Не запущенностью вида – игроки и сами были не денди; не искусством «брать конца и делать рыбу» – тут гужевались опытные «козлятники», все ребята – не промах; и даже не шутками-прибаутками: по словам того же исполнителя «тут, с каких ни взглянуть сторон, – каждый сам себе цицерон». Так чем же? А простым потертым полиэтиленовым пакетом. Потому что ОН вытащил из него бутылку водки и баллон пива «Афанасий». «“Афанасий” – правильное пиво» – радостно закричали неухоженные люди, знакомые, как выяснилось, с телевизионной рекламой.

– Давно «козла» не забивал, – объяснил свое появление новенький. – А тут тачку починил мужику – и вот, будем говорить, скромная премия. Так что, вперед, за все хорошее!

Стаканчики нашлись. Картонные. Народ причастился.

– Ты чего, тачки чинишь? – догадались мужики.

– Ну.

– Ну ты даешь!

Эти мужики давно уже ничего не чинили и вообще не производили общественно полезного продукта.

– За исключением дерьма! – находчиво уточнил один из них. Он как раз играл в паре с вновь прибывшим. А вновь прибывший вдруг как вскочит, да как заорет на него:

– Сам ты – дерьмо собачье, блин, ты чего творишь, козел! Делай «по», «по» делай: концы-то у нас, ты чего, не догоняешь, что ли!

Незадачливый доминошник схватился было за костяшку, чтобы перевести ее на другой конец «козла», но народ закричал: «Куда, карте место», – и не дал исправить стратегическую ошибку. И «рыбы» не получилось. «Баран!» – сокрушенно вздохнул новенький, у которого сорвалась эффектная победа. Ему посочувствовали. Он оказался своим в доску парнем.

Это был, разумеется, Юрий Архипович, который без труда вошел в образ. В свой, по сути, недавний образ. Игра продолжалась. В полиэтиленовом пакете еще нашлась бутылка плюс пиво плюс сигареты. И наступила стадия, наступил момент, когда любой вопрос из любой области действительности не вызывает удивления, а напротив, ввергает народ в добросовестную задумчивость. Уловив такой момент, Юрий Архипович, как бы между прочим, как бы небрежно, спросил насчет хромой собачки марки «спаниель» – не видел ли кто случайно. Народ задумался, народ жевал губами, народ курил сосредоточенно. Народ честно пытался вспомнить. Но не вспоминалось.

Надо сказать, что мы с Валерием к этому моменту уже прочесали прилегающую к школе округу. Валерий проколесил тут на велосипеде, проинспектировал мусорные баки (у него были самые печальные предположения), я беседовал с дворниками. «Хождение в народ» Юрия Архиповича было нашим последним шансом. Больше идей не было.

Смешали костяшки, продолжили игру. И вдруг партнер Юрия Архиповича, человек со спутанной, давно не мытой бородой, положил кости на стол и произнес:

– А Филя!

– Чего Филя? – спросили его.

– Да чего-то говорил тама…

– Где тама?

– Тута.

– Когда?

Непосильная работа мысли омрачила заросшее лицо.

И вдруг оно озарилось счастливой улыбкой.

– Вспомнил!

– Так когда?

– А когда Филя бутылку приносил – ноль восемь!

Это было знаменательное событие, потому что бывший жековский электрик Филя, в сущности, никогда ничего не приносил – только подставлял, когда разрешали, стаканчик. А тут принес, действительно, бутылку и, действительно, 0,8! Народ в тот момент весь поголовно страдал после вчерашнего и бутылку принял трепетно, как больной – лекарство. Что, как, откуда, – никто и не спросил, не до того было. А человеку-то нужно было поделиться информацией, и он поделился с тем, кто его хоть в пол-уха, да выслушал. И он рассказал как раз про собаку.

– Какая собака-то? – с деланным равнодушием спросил Юрий Архипович. – Не спаниелька ли?

– А хрен ее знает, – отозвался Борода (так его здесь все называли). – Я не спрашивал, мне, короче, на фиг не надо.

– Ну и чего? – спросил Юрий Архипович.

– Филю, короче, наняли собачку замочить.

– Кто нанял-то?

– А хрен его знает, мужик.

– Какой мужик? Знакомый?

– Пошел ты! Привязался, как репей. Мужик и мужик. Вроде чурка. Не помню.

– И замочил Филя-то собачку?

– А хрен его… Раз бутылку принес, так, наверное, и замочил.

Нужно было срочно отыскивать Филю. Юрий Архипович сказал, что дело это не слишком сложное. Доминошники – народ грубый, но робкий и отлучаться далеко от своих подъездов не решаются. Даже в магазин близлежащий за сигаретами предпочитают послать кого-нибудь. Сами не идут, дичатся. Да и то сказать, внешний вид у них чаще всего годится только для сугубо локального употребления: дешевые треники с засаленными лампасами, случайные куртки, бессменные вязаные шапочки.