Аркадий Гендер - Проксима лжи

— Какая идиллия! — раздался в тишине насмешливый голос Шер-Хана. — Даже жаль нарушать.

Федор повернул голову. Шер-Хан все так же стоял возле открытой водительской двери Геландевагена, и в его рук, как и сутки с небольшим назад, снова был тот самый длинноствольный пистолет. Он снова был направлен а Федора, вернее, в спину Ирины, безжизненно висевшей на руках Федора. Наверное, основная эмоция, которую отразили в эту секунду глаза Федора, было удивление, потому что Шер-Хан как-то очень буднично объяснил вдруг:

— Ты понимаешь, ты и баба твоя — единственные, оставшиеся в живых, кто может рассказать обо мне, — сказал он, и в его голосе Федору послышались извиняющиеся нотки. — Правильно будет убить и вас тоже. Сорри, как говорят англичане.

Снова как тогда, в кабинете Дерябина, пистолет в руке Шер-Хана взлетел на уровень лба Федора, губы киллера перекосило в кривой усмешке. «Не-ет!» — бессильно подумал Федор, отворачиваясь от неминуемой смерти и загораживая своим телом Ирину.

— Не-е-е-е-т!! — звонким эхом этим мыслям разорвал тишину Катин крик.

Федор обернулся на крик. В кромешной темноте, начинающейся сразу за световым кругом, он не увидел, а, скорее, представил, как Катя, выскочив из своего убежища, несется к месту разворачивающейся драмы. Наверняка стоящий дальше еще на добрый десяток метров Шер-Хан тоже ничего не увидел, тем не менее его корпус с вытянутой рукой с четкостью турникета повернулся в сторону крика, и пистолет в ней с невероятной скоростью дернулся три раза подряд. В это мгновение в дальних отблесках фонарного света Федор увидел Катю. Ему показалось, что она не бежала, а летела по воздуху, распахнув в немом крике рот и вытянув в направлении Федора руку с растопыренными пальцами, словно хотела отвести от него смерть, защитить, уберечь. Такой, как в стоп-кадре, вырвавшем из времени кусочек жизни, она навсегда осталась в памяти Федора. Потому, что в следующую секунду колени ее подломились, и она, как крыльями сбитая влет птица, взмахнула руками и тяжело упала боком в снег.

— А-а-а-а-а! — закричал Федор, не зная, куда кидаться — к Кате? на Шер-Хана?

Но на его руках висела Ирина, и он остался на месте. А Шер-Хан, безучастно взглянув на дело рук своих, снова наставил пистолет на Федора. На его лице сейчас не было его фирменной усмешки и вообще никаких эмоций, а только деловитая сосредоточенность человека, сделавшего только одну треть работы, и торопящегося покончить с оставшимися двумя третями. С безысходностью самоубийцы, только что выбросившегося из окна небоскреба, Федор понял, что сейчас умрет. Но ему стало вдруг удивительно наплевать на это, и он спокойно посмотрел Шер-Хану в глаза. В эту секунду салон Геландевагена осветила неяркая вспышка, и одновременно со звуком выстрела стекло левой задней двери осыпалось вниз крошевом мельчайших осколков. Шер-Хан странно дернул головой, его лицо исказила гримаса боли. Он покачнулся, и Федору показалось, что сейчас он упадет. Но, удержав равновесие, Шер-Хан медленно и какими-то рывками, как изображающий робота танцор, начал поворачиваться к машине, с трудом поднимая упавшую было руку с пистолетом. И тогда раздался второй выстрел. На долю секунды стали, как днем, видны мельчайшие детали дорогого кожаного салона Геландевагена и бледное лицо женщины с огромными, полными ужаса и решимости глазами, двумя руками сжимавшей короткоствольный револьвер. В следующую или, может быть, в эту же долю секунды голова Шер-Хана словно разорвалась изнутри. Пуля попала ему примерно туда же, куда и Алексею Куницыну, разворотила черепную коробку, на полированный бок Геландевагена брызнули ошметки крови и волос. Зрачки Шер-Хана потухли, превратились в две безжизненные, пустые дырки. Пистолет выпал из его пальцев, и он, как умело подрубленное под основание дерево, повалился вперед, лицом в снег, сразу начавший чернеть, жухнуть, оседать от мгновенно напитавшей его крови.

Еще секунду Федор, как завороженный, смотрел на эту картину, не веря в спасение, потом обернулся к Кате. Она лежала неподвижно, только пальцы на ее вытянутой руке судорожно скребли снег. Федор хотел бежать к ней, но бесчувственное тело жены висело на его руках свинцовым грузом. «Катя-я!» — бессильно закричал он, не решаясь опустить почти голую Ирину на снег. Рядом валялась пустая сумка, и Федор, подтащив ее к себе ногой, опустил на нее Ирину. К счастью, Ирина не упала, а в каком-то полузабытьи осталась, покачиваясь, стоять на коленях. Федор бросился к Кате.

Она была еще жива, но дыхание со странным свистом врывалось из ее рта, а в глазах застыла боль. Она лежала в неловкой позе, и Федор осторожно перевернул ее на спину. На ее дубленке вокруг левой груди виднелись три маленькие аккуратные дырочки, но крови на примятом снегу не было ни капли. В последней надежде Федор дрожащими пальцами расстегнул пуговицу на дубленке, просунул руку вовнутрь. Там было мокро и горячо. Кровь уходила из Катиного тела, и просто не просачивалась сквозь толстую дубленку наружу. Профессиональный стрелок не промахнулся, — пули попали только что не прямо в сердце. Шансов остаться в живых у Кати не было.

— Катя, Катя, Катя! — в страшном отчаянии зашептал Федор. — Не уходи, Катя, не уходи!

— Все равно мне бы не простили мой фокус с деньгами, — через силу произнесла она. — Лучше уж так, чем в постоянном страхе жить и ждать, когда собьют машиной, или сбросят под поезд метро. А сейчас на мне все закончится. Ты себя ни в чем не вини, последние двое суток были самыми счастливыми в моей жизни. Живи счастливо, Федя.

Ее губы дрогнули — она улыбалась.

— Нет, нет, ты не умрешь! — захрипел, давясь слезами, Федор, вытаскивая мобильный. — Я сейчас вызову скорую…

— Не надо скорой, — еле слышно, одними губами ответила Катя. — Лучше соври, что любишь меня.

— Я люблю тебя! — прошептал Федор. — Я люблю тебя, Катя!

Наконец, наконец он сказал эти слова, но Катя уже погасла и не слышала его. Ее глаза остановились, легкий парок от дыхания не срывался больше с ее белых губ. Федор стоял над Катиным телом на коленях и плакал.

Его привел в себя скрип снега под ногами. Женщина, только что застрелившая Шер-Хана, вышла из машины, и подошла к стоящей на коленях Ирине. Женщина сняла с себя длинную норковую шубу, заботливо укутала ею Ирину и, зябко передернув плечами, обратилась к Федору:

— Похоже, вашей знакомой уже не помочь. А вот Иру нужно срочно согреть. Поехали отсюда, или у нас будет еще один труп.

Он поднял голову. Через звездящую длинными нитями света пелену слез в глазах незнакомка была видна размыто и нечетко, но и этого было достаточно Федору, чтобы понять, что он никогда не видел этой женщины. И что, тем не менее, он прекрасно знает, что это — Ольга Куницына.