Владимир Тодоров - Пятый арлекин

— Так что, Дик, хотите заработать сто тысяч?

— Я не пойду на убийство.

— Молодец, никогда не соглашайтесь на убийство за сто тысяч. Просите, минимум, миллион. В данном случае, за сто тысяч вам всего лишь прядется скомпрометировать женщину.

— Иными словами, с ней надо переспать?

— Нет. Только скомпрометировать, чтобы не осталось сомнений в ее намерениях.

— Значит, все-таки переспать?

— Вы что, окончили школу для слабоумных? До этого дело не должно дойти. Вы позволите ей раздеться, остальное зафиксируют мои люди.

— Вы хотите ее шантажировать?

— Знаете,. Дик, почему вы нищий?

Всю пленку слушать было неинтересно, тем более мораль Тер­нера. Я перемотал кассету почти до конца, и снова включил ее, услышав конец, затюс «Пусть теперь поковыряется в дерьме, как приходилось мне в свое время. Я ведь не сразу стал теперешним Тернером, я сын лавочника, и до пятнадцати лет стоял за прилав­ком торговал всякой дрянью, от подков и гвоздей до кастрюль и хозяйственного мыла».

Другая сторона, пленки была чистой и на ней мог бы почти полностью уместиться остальной разговор с Тернером, но я улыб­нулся, представив, что вынимаю из кармана диктофон при Тернере и переставляю кассету. Я представил его лицо... моей улыбки как не бывало. Мне приходилось встречать на своем извилистом жизнен­ном пути разных людей, от уголовников и до наемных убийц-про­фессионалов, работавших по заказам, но даже они не были так зловещи, как утонченный и изящный мистер Тернер. Мысли о Тер­нере вернули меня к мысли о пленке, следовало поспешить и за­писать с нее копию. У меня был немалый опыт в конспирации, так как из шести лет в далеких странах три я прослужил в отряде спецназначения, пройдя перед этим отличную подготовку в одном из лагерей под руководством полковника Шелли.

Это был лысый загорелый человек лет пятидесяти. Он, наверное, воевал с колыбели, потому что не было ни одного приема для убий­ства, которого он бы не знал, не было ни одного вида стрелкового или холодного оружия, с которым бы он не умел обращаться, не было ситуации, которую он бы не предусмотрел, обучая нас красться по лесу тише дикой кошки, проникать в дом, не оставляя следов, уходить от погони, обманывая лучших следопытов. Я окончил курс у Шелли в числе первых. Несмотря на мой строптивый характер, он ко мне относился лучше, чем к другим, и даже сделал заманчивое предложение, с его точки зрения, потому что я был иного мнения о занятии, которое он мне предложил.

— Хотите, Дик,— сказал он безо всякого вступления и подго­товки,— я вас пристрою в Европу, там нужны такие люди. Будете исполнять поручения раз в полгода, не чаще. За каждое сто тысяч.

— Что придется делать?

— Что прикажут,— спокойно ответил Шелли, закуривая.

Вот почему я так категорично сказал Тернеру в начале разго­вора, что на убийство не пойду. Сбило с толку совпадение суммы, указанной Шелли и предложенной Тернером.

На случай возможной слежки я решил подстраховаться и раз­мягченной походкой пошел тропинкой к лесу. Зайдя подальше, где не было парковой ухоженности, я забрался в густой кустарник и прилег на траву, регистрируя в сознании каждый шорох и звук в этом тихом и тревожном для меня месте. Я оказался прав в своих подозрениях: минут через десять послышались осторожные шаги и на полянку возле моего лежбища вышли двое. Это были не те гориллы, что ожидали Тернера, это были сыщики. Я прекрасно видел из своего укрытия их повадки: руки насторожены и готовы при необходимости в мгновение достать оружие, глаза просекают любое движение, уши, как у пантеры, реагируют на каждый звук. Я перестал дышать, только раз в минуту глотая бесшумно одной длинной порцией воздух.

— Джек,— сказал тот, что был ближе ко мне, -но похожий на коллегу как брат-близнец,— куда мог подеваться этот сукин сын? Не провалился же он сквозь землю. Может засек нас и стал вязать петли?

— Навряд ли,— буркнул почти про себя Джек, жуя резинку,— чтобы раскрыть нас нужно быть профессионалом, а у него вид иди­ота. Я знаю таких типов. Самое большее, на что они способны, это выдуть бутылку водки и треснуть тебя по голове. Скорее всего, он пошел тропинкой до шоссе и сел в попутную машину.

— Все равно мы его упустили, шеф даст нам разгон. Даже не нам, а тебе. Он с тобой говорил.

— Разгона не будет, этот поджарый конь нам сегодня не нужен. Я пошел за ним по своей инициативе. А вот если мы его упустим послезавтра, то я сам себе не позавидую. Идем к этому старому филину Гленну и рванем по стаканчику.

— У него только коньяк и шампанское, а меня от них тошнит. Я люблю что-нибудь попроще и покрепче.

— Коньяк для мистера Тернера, а для нас у него найдется обыкновенный пшеничный виски.

Оба тут же развернулись и направились обратно. Я судорожно вздохнул полной грудью и поднялся с травы, отряхнув с одежды прошлогодние сухие травинки и листья, и направился к шоссе. Через полчаса я был в городе и первым делом отыскал студию звукозаписи, где сделал копию с магнитофонной ленты, прикупив на всякий случай еще парочку кассет такого же формата у вислоухого парня, который, исполнив мою просьбу о приобретении кассет, взглянул на меня с неожиданным интересом. Я не придал этому особого зна­чения, но решил все же помнить об этом. Затем я отправился на почту и отослал оригинал пленки в Чикаго моему старинному прия­телю Бренну. Он хотя и служил в полиции, но был мне отличным другом. Бандероль я сопроводил указанием, чтобы он хранил пленку в течение полугода и ждал моих дальнейших сообщений. Если их не последует, чтобы'он передал пленку прокурору. Это могло озна­чать одно: что я убит, а мистер Тернер, как организатор убийства, будет посажен на электрический стул, либо его упекут пожизненно в тюрьму. Вторую кассету я решил хранить таким образом, чтобы она всегда, при необходимости, была под рукой.

Расплатившись с нарумяненной девицей и получив квитанцию, я первый раз после знакомства с Тернером вздохнул спокойно. Все-таки я затеял нелегкую игру и пленка с записью нашего разгово­ра — единственная отдушина для моего спасения, если только меня не убьют без предупреждения, как принято говорить в таких слу чаях — из-за угла. Хотя, я никогда не слышал, чтобы убивали из-за угла на самом деле. Убивают где угодно: в машине, дома, в гостиной и в постели, в клозете или на крыше небоскреба. Но из-за угла? Зачем? Ведь можно пришить совсем другого человека, прозрачных углов пока не придумали. Хорошо, что я не утратил способности шутить, так легче жить и выжить.

Попросив Богородицу не лишать меня своей милости и защиты, я отправился по адресу, написанному на листке бумаги Тернером, к моему новому пристанищу. Сколько я их поменял в своей, не такой уж большой жизни. Я нашел его быстро, он располагался почти в центре, двухэтажный особняк со смешанным архитектурным стилем. Вероятно, второй этаж достраивали уже в двадцатом веке, потому что в нем явно чувствовался модерн. Архитектор был либо кретином, либо гением, сумев вписать модерн в явный барокко. Вообще, я давно заметил, что кретины и гении очень похожи и при жизни их трудно отличить. Возьмите хотя бы того же Модильяни или Гогена. Оба умерли в. нищете, не продав почти ни одной кар­тины, обоих считали пьяницами, развратниками и кретинами, а после их смерти все заахали и заохали, осознав, кого потеряли, и благодарные потомки воздали им по заслугам. На одних только монографиях критики и последователи заработали столько, сколько не могли получить за свои картины эти бедолаги при жизни. Все-таки какой я умный,— похвалил я сам себя,— и про Модильяни знаю и про Гогена с Ван Гогом, хотя, честно говоря, далек от понимания из разноцветных картин и всегда путаю, кто кому отре­зал ухо, Ван Гог Гогену, или наоборот, или один из них это сделал самостоятельно. Все-таки Тернер неправ, говоря что разные увле­чения и интеллектуальные занятия не приносят пользы и сначала нужно крепко стать на ноги. Как же станешь на ноги, если не будешь знать основ мировой культуры? Тебя и близко не подпустят в -при­личное общество. Не прочитай я пару сотен умных книжек и не прослушай два десятка концертов классической музыки, разве я мог бы рассчитывать на встречу в миссис Тернер? О чем бы мы с ней говорили, о том, как незаметно проползти две мили на брюхе и выстрелить первым? Или о том, как я пытался надуть Дугласа, получив взятку от Гвалдмахера? А так, она мне мимоходом: