Владимир Тодоров - Пятый арлекин

— Мистер Мэйсон, как вы относитесь к пятому концерту Бет­ховена?

А я тут же отвечаю:

— Хорошо отношусь. И все-таки он немного хуже чем чет­вертый!

— Почему?

— В нем больше бемолей, а я к ним отношусь с недоверием. По мне лучше триоли или фа-диезы.

Поговорим так минут пять и cpaav станет ясна, -что мы почта одного уровня. И все равно, нужно припомнить имена хотя бы пяти художников и столько же композиторов, чтобы разговор подобного рода не застал врасплох. Я попытался сделать это на ходу, но кроме имени Бурбаки, который организовал какую-то школу, ничего в голову не приходило. И кто он такой, этот Бурбаки? Художник, поэт... Я не мог припомнить и решил больше о нем не думать, а то забьешь голову разной чепухой, натрудишь извилины, а они потом в нужный момент возьмут и дружно выйдут из строя. Правильно сделал Тернер, что не стал обсуждать со мной окончательный ва­риант поведения с миссис Тернер, я должен это прочувствовать сам. Придется рассказывать о себе близко к правде: и про иностранный легион, и про нужду, и папашу-авантюриста и пьяницу. Следует только умолчать о собственных авантюрах, выдав себя за порядоч­ного человека и фатального неудачника. Впрочем, не совсем так, женщины не любят неудачников, придется все объяснить человече­ской подлостью и собственной принципиальностью. Ей это должно понравиться, ведь она обвиняет Тернера в беспринципности, а тут я, живой укор Тернеру.

Особнячок был похож на игрушечный, несмотря на свои со­лидные габариты. Я прогулялся по дорожке из желтого мрамора и обошел дом со всех сторон. Ажурные, застекленные цветными стек­лами, балконы и круглые башенки, подпиравшие второй этаж, при­давали дому легкость, почти невесомость, и казалось, приделай вме­сто флюгера вертолетный винт, он плавно оторвется от зеленой лужайки и уйдет в небо. Невдалеке между двумя кленами притаился небольшой флигель из красного кирпича.

Обратив внимание, что в доме есть второй выход,— пригодится ли?— я вернулся обратно и позвонил в колокольчик, подвешенный к резной двустворчатой двери. В ту же секунду, как-будто меня специально ждали, дверь открылась и ко мне вышла ладная молодая женщина в серой блузке с вышитым воротничком и белом перед­нике, который наперегонки соперничал с длиной юбки, если только в данном случае вообще уместно говорить о длине. Женщина была невысокого роста со скульптурной изящной фигурой, веселые зеле­ные глаза доброжелательно смотрели на меня без тени смущения или кокетства. Мне редко приходилось наблюдать людей, которые так бы естественно вели себя при первой встрече, почти все обяза­тельно допускают какие-нибудь лишние жесты, несвойственные им в привычной обстановке. Но меня эта естественность обмануть не могла, я сразу же понял, что это агент Тернера, которая сдает особняк для афер и докладывает за свои иудины деньги о каждом шаге своих постояльцев. «Иудины,— усмехнулся я,— а разве мои будущие сто тысяч не те же деньги?»

— Здравствуйте,— приветливо поздоровалась женщина,— вы мистер Мэйсон?

— Да,— кивнул я, придав своей физиономии такое же распо­лагающее выражение, излучая в ответ открытость и добропорядоч­ность. Видимо, ей не часто попадались постояльцы с таким честным выражением лица, мы смотрели друг на друга, как это бывает в детстве, когда стремишься изо всех сил пересмотреть соперника, и она, в конце концов, сдалась, опустив глаза. Моя первая маленькая победа.

— Для вас снят второй этаж. Там четыре комнаты, они обстав­лены в стиле позднего Ренессанса,— защебетала хозяйка особняка, пригласив меня зайти и отступая назад.— В доме есть второй выход, я дам вам от него ключи. Так что, если вам понадобится прийти сюда незамеченным, положим, с дамой, вам не придется ломать над этой проблемой голову.

Женщина говорила быстро, едва заметно грассируя, продолжая с интересом рассматривать меня. Я же, попав в уютный холл, свер­кающий хрусталем и золоченой бронзой в виде амуров и пастораль­ных сцен, признаться, немного растерялся и вертел головой по сто­ронам, как фермер, впервые посетивший картинную галерею.

— Я забыла назвать себя: меня зовут миссис Голсуорси.

«Так я тебе и поверил,— подумал я про себя,— Голсуорси, а почему не миссис Хэмингуэй?»

— Вам будет удобно,— продолжала щебетать миссис Голсуор­си,— мебель, хотя и старинная, но вся отреставрирована в мас­терских мистера Конрада. Вы знаете мистера Конрада? Вся ста­ринная мебель проходит через него. Впрочем, вы наверняка при­езжий и не можете знать мистера Конрада. Если вы останетесь у нас и приобретете старинную мебель, то вы обязательно позна­комитесь с этим грубияном. Его никто не любит, но вынуждены терпеть, потому что лучшего мастера не найти на всем побережье. Бронза мне досталась по наследству, а вот мебель я покупала сама. И картины я тоже покупаю на аукционах. Однажды я приобрела на аукционе раннего Пикассо и совсем за умеренную сумму, но ока­залось, что это фальшивый Пикассо. Но я все равно его оставила. Пусть думают, что настоящий. У меня есть и Гоген.

— Тоже подделка?— спросил я, чтобы хоть как-то показать свою образованность.

— Вы догадливы,— рассмеялась миссис Голсуорси,— тоже под­делка. Ну и что? Кроме меня этого никто не знает. Вам по этой лесенке на второй этаж. Я вас провожу. Приходится покупать под­делки, когда любишь искусство, а денег на подлинники нет. Но вашим гостям, если они будут интересоваться, говорите, что это подлинники, а не подделка.

«Самая большая подделка в этом доме, так это ты, миссис Гол­суорси,— подумал я беззлобно,— в конце концов у каждого свои обязанности, я ведь тоже явился сюда не с ангельской миссией». Разговор с миссис Голсуорси мне что-то напомнил и я не сразу сообразил, что она говорит о картинах почти так же, как и мистер Тернер. Налицо была его школа. Миссис Голсуорси предложила мне первому подняться по витой металлической лестнице, но я, не со­образив что к чему, галантно пропустил ее вперед. Она на секунду стушевалась, но потом чуть ли не с вызовом стала легко подниматься по ступеням. Я направился за ней и только тогда, когда увидел почти на уровне своего лица ее стройные обнаженные ноги, оце­нил по достоинству свою бестактность. Юбка миссис Голсуорси на­подобие опахала обдавала мне лицо жарким воздухом и я, как мальчишка, стараясь не смотреть на запрещенные картинки, иногда подглядывал на ослепительные ноги, покрытые, несмотря на начало лета, заметным загаром.

С облегчением закончив подъем, я очутился в холле второго этажа. Здесь уже впору было и вправду зажмурить глаза, потому что в отличие от первого холла, стены были увешаны гобеленами, ткаными вручную никак не позднее восемнадцатого века, хотя я и не специалист по прикладному искусству. Комнаты в моих апарта­ментах, как и обещала миссис Голсуорси, были роскошными, с леп­ными потолками, мебель удивительно сочеталась со старинной брон­зой и картинами. Я глядел на полотна и готов был поспорить с кем угодно, что среди них не было ни одной фальшивой и все они вместе тянут на несколько миллионов. Все здесь было пропитано духом мистера Тернера, отвечало его вкусам и наклонностям. Значит, для такой важной операции он мне отвел собственное гнездышко, свитое втайне от жены для развлечений, отдыха и сделок. Расчет был прост: ей должно здесь понравиться, вероятно эта обстановка мало чем отличается от привычной ей в официальном особняке Тернера. Зна­чит, я должен говорить ей, что это подлинники, во всяком случае так советует миссис Голсуорси, а как же иначе, в противном случае Элиза Тернер сразу же заметит мою ложь. И все это принадлежит мне по версии, разработанной Тернером? Здорово придумано: есте­ственно увлечься человеком, у которого в коллекции на пять мил­лионов картин! А для чего эта лиса Голсуорси бормотала мне о копиях? Тоже понятно: это говорилось только для меня, чтобы я ни в коем случае ке догадался, что попал в логово Тернера!