Рауль Мир-Хайдаров - Пешие прогулки

Наверное, в больнице Амирхан Даутович задер-жался бы не более трех-четырех недель, если бы главный врач случайно не узнала, что уже готово решение отобрать у Азларханова коттедж на Лахути. Еще одна неожиданная крутая перемена в жизни могла непредсказуемо повлиять на психику ее боль-ного, и Ковалева постаралась продержать его в сте-нах больницы подольше. Зная, что вопрос с кот-теджем решен окончательно, она исподволь готовила Амирхана Даутовича к мысли, что ему нужна ма-ленькая, уютная квартира, наподобие его палаты, где он будет чувствовать себя увереннее. Настойчиво внушаемая врачом мысль сделала свое дело -- Амир-хан Даутович вполне искренне стал соглашаться, что ему действительно нужно отказаться от дома на Лахути. Впрочем, для него важнее было другое: слишком многое напоминало там ему о Ларисе.

Жалея Амирхана Даутовича, щадя его здоровье и психику, а главное -самолюбие, главврач угово-рила его написать заявление о том, что он добровольно отказывается от коттеджа, и пообещала, пока он лечится, через горисполком подыскать ему не-обходимое жилье; она уже знала, где определили прокурору однокомнатную квартиру. Когда Азларханов написал заявление-отказ от коттеджа на Лахути, сам по себе встал вопрос: как же быть с коллекцией Ларисы Павловны?

Амирхан Даутович вполне резонно заметил, что отныне собрание жены для него существует только в альбомах и каталогах, с которыми он не намерен расставаться, а саму коллекцию, которую ташкент-ские эксперты оценили в сто пятьдесят тысяч, готов безвозмездно передать местному краеведческому му-зею, где начинала свою работу Лариса Павловна.

Но вот с передачей коллекции музею вышла заминка... Прокурора попросили не указывать в дар-ственной, которая заверяется юридически у нота-риуса, стоимость коллекции в сто пятьдесят тысяч, иначе музею придется брать на баланс такую ог-ромную сумму.

Азларханов же настаивал на указании в дарст-венной полной стоимости, ссылаясь на недавнее за-ключение экспертов, и дело на время застопорилось. Тогда директор музея предложил компромиссное ре-шение: он сказал, что приобретет коллекцию по цене, которую определят свои, местные эксперты-искусствоведы. Под уговорами врачей -- а дело вер-шилось, пока Амирхан Даутович находился в боль-нице, -- Азларханов дал согласие на такой вариант. И вскоре в больницу принесли заключение местных экспертов, где коллекция Ларисы Павловны Тургановой оценивалась в одну тысячу четырнадцать руб-лей шестьдесят две копейки.

Амирхан Даутович, держа в руках бумагу, долго смотрел на это заключение, не в силах вымолвить ни слова... Может быть, ему виделось бюро обкома, загипнотизированное суммой в сто пятьдесят тысяч, а может, припомнился страшный ночной гость, уга-давший цену с поразительной точностью, хотя и был экспертом совсем иного рода. Затем, взглянув на Зою Алексеевну, стоявшую рядом с директором музея, бывший прокурор поставил свою размаши-стую подпись, означавшую, что он согласен с такой оценкой.

Полковник Иргашев уже несколько раз звонил в больницу, чтобы Амирхана Даутовича поторопили с освобождением жилплощади: коттедж на Лахути переходил к нему, и он спешил переехать до зимы. Как только музей, с помощью Иргашева, вывез коллекцию Ларисы Павловны в свои запасники, Зоя Алексеевна объявила прокурору, что вопрос с об-меном жилплощади решен и необходимо срочно переезжать. Сказала, что хлопоты по переезду ре-шили взять на себя его коллеги по прокуратуре, хотя на самом деле все обстояло иначе. Иргашев доставил на Лахути милицейский взвод, и молодые ребята за два часа перевезли весь нехитрый скарб бывшего прокурора на квартиру в новом микро-районе, причем милиционеров крайне удивила бед-ность (по их понятиям) хозяина особняка на Лахути; этот же взвод помогал весной переезжать полковнику Иргашеву в областной центр, и там уж пришлось потрудиться!

Чтобы не вызвать у Амирхана Даутовича подо-зрений в отношении квартирного обмена, и после того, как его вещи находились уже на другом конце города, Зоя Алексеевна продержала бывшего про-курора в стенах больницы еще две недели. И эти две недели упорно добивалась для него путевки в неврологический санаторий где-нибудь подальше. Подальше, в центральные санатории, не получи-лось -- Азларханов уже не числился номенклатурным работником; нашлась путевка в местный санаторий Оби-Гарм, в горах Таджикистана. В том, что Азларханову необходимо срочно сменить обстановку, Ковалева была уверена как врач. Гулявшие в городе слухи, что у прокурора отобрали коттедж и кол-лекцию, могли вызвать новый рецидив болезни, и оттого путевка оказалась как нельзя кстати. Пере-ночевав на новой квартире всего один раз, Амирхан Даутович уехал продолжать лечение в санатории...

9

Так сложилась жизнь, что Азларханов никогда не бывал раньше ни в горах, ни на море, а тут в один год судьба забросила по весне в Ялту, а поздней осенью в горы Таджикистана. Ни организовать, ни отменить ни ту, ни другую поездку Амирхан Даутович не мог -- так распорядилась жизнь: весь по-следний год он, считай, жил в тисках обстоятельств. "Год потерь, -- однажды горестно вырвалось у него. -- Потерял Ларису, потерял дом. Потерял сад, который холил и лелеял десять лет. Потерял работу, потерял честное имя... Потерял коллекцию, музей под открытым небом... Потерял не только Ларису, но и все, что она создала. Потерял здоровье..."

Но сама жизнь питает человека надеждой, верой... Осень в горах в тот год выдалась на удивление долгой, теплой. Лес на крутых склонах Гиссарского хребта еще не обронил листву и стоял, полыхая багряными всплесками кленов. Сады на горных трас-сах, виноградники одарили урожаем, доносило запах спелых яблок, груш, айвы, хурмы. По вечерам в горах заметно свежело, и оттого с наступлением тем-ноты, на пионерский манер, за территорией санатория жгли костры. Амирхан Даутович любил, закутавшись в чапан, просиживать у огня часы перед отбоем. У костра обычно не вели шумных разговоров, не ве-селились, и это вполне устраивало его.

Днем он подолгу гулял в окрестностях санатория, иногда пропускал обед, но никогда не жалел об этом, жалел о том, что так запоздало в жизни общается с природой. Иногда приходила в голову отчаянная мысль бросить город, прокуратуру, найти в горах посильное дело где-нибудь в заповеднике или лесничестве и так дожить оставшиеся дни.

Но потери, случившиеся в последний год, были столь велики, что он не мог не думать о них, как бы ни гнал от себя эти мысли. И оттого однажды на прогулке он принял решение все же подробно написать о том, что случилось с ним и его семьей, прокурору республики. В горах у него уже было облюбовано место, где он подолгу просиживал с книгой, время и ветры так обработали горную по-роду, что получился как бы настоящий письменный стол с креслом. Целую неделю он провел за этим каменным столом, сотворенным природой, и испи-сал своим аккуратным почерком толстую общую тетрадь; подробно обо всем, что произошло с ним за последний год, и что он обо всем этом думает. Не забыл написать и о том, что нашумевшую кол-лекцию жены недавно оценили в тысячу рублей и что он ее безвозмездно передал в местный крае-ведческий музей. Написал и о "дипломате" со ста тысячами, и о ночном госте, и его друзьях -- пол-ковнике Иргашеве, прокуроре Исмаилове, депутатах Бекходжаевых. Просил обезопасить жизнь капитана Джураева и заключенного Азата Худайкулова.