Даниэль де Труа - Псевдоним(б). В поисках Шекспира

Граф давно бы простил свою жену – благородства у него на это хватило бы с лихвой, – сумел бы подавить свою ревность. Но вот беда, он не до конца был уверен, что жену вообще было за что прощать. Конечно, человеку, который породил его сомнения, граф доверял полностью. Но ведь раньше он и жене полностью доверял! А сейчас даже не захотел встретиться с ней… Фактически сбежал. Струсил, не смог в глаза посмотреть. А вдруг она?… Нет, лучше этого не видеть.

Вот и метался граф вокруг своих владений в карете, никем в округе прежде не виданной, как Летучий голландец.

Но теперь граф раскатывал не бесцельно, а каждое утро, как на работу, приезжал на место встречи с Анной. «Рано или поздно она появится, раз десять лет регулярно по этой дороге ездила», – рассудил граф.

Но ему не очень повезло. После встречи с Анной в субботу пришлось ждать целую неделю. Воскресенье, естественно, выпало – в школе не было занятий. А с понедельника братишка Анны Хэтуэй, Роберт, захворал. Дело шло к зиме, и простудиться, сидя в продуваемой всеми ветрами повозке, было не сложно. Анна не то чтобы забыла о графе. Как же забудешь о таком событии? В их глуши этого и двести лет могло не произойти, а вот на тебе, случилось.

Но Анна была девушка здравомыслящая и не обольщалась на свой счет. Кто она, а кто граф? Да и что хорошего могло выйти? В общем, она воспринимала их встречу как эпизод из волшебной сказки. Ехал принц… Ну и проехал. Два-три дня повспоминала и забыла вроде как: домашние дела поглотили. Их же всегда немало, а тут еще Роберт заболел!

Поэтому, когда Анна в половине седьмого утра в следующую субботу снова отвозила брата в школу и увидела на том же месте знакомую карету, она была просто поражена. Но останавливаться не стала – сделала вид, что не заметила ничего, да и времени на разговоры не было. Зато, отвезя Роберта в школу, она не стала ждать его, как обычно. Теперь ее саму ждали, и она не могла обмануть ожидания или сделать вид, что ничего не было. Тем более что ощущение сказки, в котором она жила несколько дней после встречи с графом, вернулось как по мановению волшебной палочки!

Она заметила его еще издали, он шел навстречу, оставив карету где-то далеко позади. Анна съехала на обочину, соскочила с повозки и бросилась к нему. Казалось, жених и невеста, разлученные на пороге венчания, через много лет наконец-то вот-вот воссоединятся – с таким порывом они кинулись навстречу друг к другу! Если бы у этой сцены нашелся зритель, он ни на секунду не усомнился бы, что дело закончится страстными объятиями и поцелуями. Но молодые люди только взялись за руки и замерли. Соприкоснувшись ладонями поднятых рук, они долго молча смотрели друг другу в глаза.

– Ты что, правда ждал меня здесь каждый день?

– Да. Мне неловко об этом говорить, но я, как мальчишка, ждал тебя с утра и до вечера.

– С раннего утра и до позднего вечера?

– Конечно, ведь я боялся пропустить твое появление.

– А я не забыла твое.

– Ты меня простила?

– За что?

– За слуг в масках.

– Я видела только тебя.

– Мне стыдно. Зато сейчас я совершенно один.

– Один? Ты бросил свою карету…

– Я бросил не только карету, Анна. Я бросил свою жену.

– Расскажи мне. Почему?

– Я попробую, если ты меня не оставишь.

– Как я могу тебя оставить?

– Я верю, что не можешь. Надеюсь и верю.

– Я тоже верю. Но сначала расскажи мне про жену. Что у вас произошло?

– Ничего. Я уехал.

– Ты не любил ее?

– Ей казалось, что я любил ее. И я ей верил. А вера стирает границу между быть и казаться .

Анна внимательно посмотрела на графа.

– Потом мне стало казаться, что она предала меня.

– Предала? Ради кого?

– Ради отца. И матери. Но прежде всего – отца. И тогда я уехал.

– И не захотел возвращаться?

– Нет, я хотел вернуться, ведь у меня родилась дочь.

– К дочери нужно вернуться, даже если усомнился в жене.

– Конечно. Если это твоя дочь.

– Как ты можешь так говорить?

– Есть причины.

– Не может быть никаких причин. Ты или веришь ей, или нет.

– Да, быть дочери твоей или не быть – вопрос веры. Анна, ты умна не по годам. Новая Анна.

– Новая? Понятно.

– Не сердись. Я все тебе объясню.

– А меня ты тоже будешь любить? Или тебе это только будет казаться ?

– Не знаю, Анна, что будет, но я чувствую, ты нужна мне.

– Для чего?

– Просто нужна. А я тебе?

– Если ты будешь моим, то ты станешь для меня всем. Таких, как ты, мне больше не встретить, это же ясно.

– Но я не смогу тебе отдать всего себя.

– Нет-нет, это я тебе отдам всё. Просто некому больше.

– Вот так просто?! Анна!

– А что усложнять? Всё ясно: тебе нужно будет всё и всегда. А мне хватит того, что ты дашь.

– Анна, я отдам тебе целую жизнь, но не обычную жизнь, а тайную. Ты будешь моей тайной, а я – твоей.

– Значит, нам суждено не жить, а только фантазировать нашу жизнь?

– Нет, не только, еще мы станем играть ее. Все происходящее в реальной жизни будет превращаться в нашу игру. Моя жена, твой муж.

– Так у меня будет муж? Ты уже готов отдать меня за кого-то замуж?

– Анна…

– Впрочем, я согласна. Раз я буду твоей тайной, то стоит стать страшной тайной!

– Мне нравится, когда ты так смело говоришь. Можно я поцелую тебя?

Анна прикрыла глаза в ожидании поцелуя.

– Нет, не сейчас. Завтра я приеду в восемь утра.

Граф подошел к Анне сзади, обнял ее и поцеловал ее в шею, в позвонок, соединяющий шею со спиной.

Изящно одетый молодой человек в задумчивости постоял перед входом в Московский вокзал, потом неожиданно потер позвонок, соединяющий шею со спиной, так называемый позвонок Атланта, и решительно вошел внутрь. Потереть этот позвонок было необходимо, чтобы придать гибкость шее, играющей немалую роль в образе метросексуала. Он знал, что значение этого слова никакого отношения к метро не имеет, так же как к нетрадиционной сексуальной ориентации. Одним из корней слова было английское metropolitan , то есть «столичный». А синонимом – устаревшее слово «денди».

«Как денди лондонский одет», – пробормотал молодой человек и, оторвавшись от размышлений об этимологии этого нового для русского уха словечка, направился через здание вокзала к выходу на платформу.

Одет он был с иголочки, словно только что сошел с обложки модного журнала. Изящные сапоги из мягкой крокодиловой кожи на невысоком каблуке, брюки в обтяжку, темно-синий твидовый пиджак в крупную клетку, из-под серого пуловера виднелся узел серого же шерстяного галстука, завязанного самым модным узлом, английское пальто с меховым воротником, небрежно, но стильно наброшенный шарф. Голову этого создания венчала меховая то ли шапка, то ли каскетка, но сшитая тоже по самой последней моде.