Даниэль де Труа - Псевдоним(б). В поисках Шекспира

– То есть нужна книжка?

– Вот, Кентуша, за что я тебя люблю, так не за то, что ты диктатор.

– Сколько раз тебе повторять, что я не диктатор, а тиран! Диктатура – это банально. Тирания была даже в Древней Греции. Там еще в шестом веке до нашей эры были тираны. И что? В пятом в Афинах настал золотой век Перикла. Тоже, в общем-то, тиран, только избранный.

– Ну хорошо, я тебя люблю не за то, что ты тиран, а за сообразительность. – Диктатор посмотрел на Олега, криво усмехаясь. – Это не лесть, это факт.

– Знаю я тебя, психолингвист хренов! Без мыла – не для истории будет сказано, – сам знаешь, куда влезешь и спасибо не скажешь!

– Ладно тебе, Кентуша… – Олег скромно потупил взгляд. – Выписывай командировку в Париж и Лондон.

– Слушай, Олежек, тебе не кажется, что ты совсем обнаглел? На мне свои методы НЛП тестируешь? Дудки. Чтобы одну страницу посмотреть, нужно в два города лететь? В две страны? Отпуск решил себе устроить на средства моего голодающего народа?

– Не кипятись. В Лондоне находится это самое Первое Фолио, а в Париже – книга с кодом Сомова. Она ему тоже позарез нужна.

– И где я тебе возьму деньги? У умирающих от голода детей Моганды? – с пафосом воскликнул диктатор.

Дети в Моганде и вправду голодали, впрочем, как и взрослые. Однако это не мешало диктатору и его приближенным есть каждый день свежайшую черную икру с осетриной, устриц с лобстерами и крабами и запивать это все дорогими винами, номерными виски и коньяками, одеваться в европейских столицах, содержать личные самолеты, на которых бесконечные жены Кенадита летали на шопинг и светские тусовки Старого и Нового Света.

Диктатор молча тасовал колоду.

– Да не парься ты! – открыл наконец свою козырную карту Олег. – Я обработал нашего гения так, что он готов ехать за свой счет.

– Откуда у него счет?

– То есть готов заплатить за себя, будь у него деньги.

– Ясно, он уже просит аванс…

– Так заплати ему семьдесят пять штук баксов за первый месяц работы, и мы полетим.

– Знаешь, Олег, давай заплатим ему за полмесяца, а то такая сумма сделает его слишком независимым. Угрозы и шантаж – вещь тоже не вполне надежная. Возможность получить в будущем деньги порой очень вдохновляет…

– Ну и… – Олег замялся. – Сам понимаешь.

– Нет, не понимаю, – вяло ответил тиран, хотя все прекрасно понимал. Но что поделаешь, тиран есть тиран. – Чего это ты еще мнешься? На сигареты, что ли, не хватает?

– Я бросил уже. Из экономии… Но я же не за его счет в Париже буду жить?! Я пока еще у тебя на службе…

– За свой живи. Хватит страну разорять. Ты о людях подумал?

– Только о них и думаю.

– Не о моих людях думай. О своих. Ты всё хочешь на халяву получить! Мы вообще партнеры или как? Хоть бы для смеха хоть что-то в дело вложил.

– Я вложил, вложил. Я душу вложил.

– Душу ты не вложил, а заложил! – Кенадит раздраженно швырнул колоду карт на стол.

– Ну, Кентуша, нет у меня денег. Ты же знаешь, сколько ртов я кормлю в России.

– Черт с тобой, возьми двадцать штук на разъезды. Но отчитаешься не просто за каждый доллар, а за каждый цент! – Тиран погрозил кулаком, расставляя шахматные фигуры на доске. Он взял черную и белую пешки, перемешал их под столом и вытянул перед Олегом зажатые кулаки. – В карты мне не везет, может, хоть в шахматах улыбнется удача?

Олег, не глядя, ткнул в протянутую руку. Диктатор разжал ладонь:

– Белая… – Он был явно огорчен. – Тьфу ты, черт. Значит, повезет в любви… Ты ходить будешь?

– Ты будешь ходить по сцене, чего стоишь как пень?! – не выдержал Бербедж. Поведение Шакспера весь день было очень странным. Текст он говорил невпопад, путался, неожиданно останавливался на месте, о чем-то размышляя. Сколько он знал Уилла, никогда не видел его таким задумчивым, таким погруженным в себя… – Ладно, перерыв. Может, в шахматы сыграем?

– А? Что? Давай. Прости, Дик… Просто мысли разные в голову лезут. Скажи, а с чего это мне такую роль дали?

– Не нравится, что ли?

– Почему не нравится? Нравится. Я никогда еще королей не играл… Но сам посуди. Мне уже тридцать шесть лет. Четырнадцать лет я играю только статистов, шутов да слуг. Да ты и сам знаешь, что из меня за актер. А тут пусть и призрак, но короля!

Ричард хотел как-то утешить Уилла, который был явно расстроен. Он уже собрался сказать, что не такой уж он и плохой актер, но вовремя понял, что обычными словами сочувствия тут не отделаешься, что Шакспер ждет настоящего искреннего понимания.

– Конечно, Уилл, твоя сила не в актерском ремесле. Ты хороший администратор, у тебя деловая хватка. Но если нужно помочь театру, ты всегда готов выйти на сцену. Пусть в роли шута, пускай статистом. Но статисты тоже нужны, а бесплатно мы их нигде не найдем. Ты отличный компаньон… – Бербедж сделал паузу. – И… настоящий друг. Помнишь, как ты мне денег одолжил? Кто б мне тогда еще дал?

– Дик, не надо меня утешать. Я же спросил совсем о другом.

– Про роль призрака?

– Ну да… Почему именно мне дали играть тень отца Гамлета? Что я за король? Пусть он уже и умер, но он все-таки король. А я? Мне так и не удалось до конца избавиться от провинциального выговора. Я так и не стал лондонцем… Меня же зрители засмеют.

– Уилл, я с тобой поработаю. Понимаешь, мне в «Гамлете» нужен надежный партнер, свой человек. Это я настоял, чтобы ты играл эту роль. Пусть у тебя в карьере будет хоть одна серьезная… трагическая роль. А потом можешь и совсем уйти со сцены.

– Дик, ты помнишь, как зовут моего сына?

– Твоего сына? Он же умер, Уилл…

– Да, умер. Но как его имя? У него же было имя…

Ричард осторожно посмотрел на Уилла. Что это с ним? Всё ли в порядке?

– Уилл, прости, я не помню, как звали твоего покойного сына. Мне кажется, что ты даже ни разу не называл его при мне по имени. Мы никогда не говорили о твоей семье и детях.

– Возможно и так, Дик. Возможно. Не буду ни на чем настаивать. Хотя странно. Чтобы я никогда не заговорил о детях! За пятнадцать лет…

– Уилл, я не помню точно… Может быть, я просто прослушал, просто забыл. Ты прости меня…

– Нет, Дик, наверняка ты прав. Все правы – я плохой отец! Я не поехал на похороны своего единственного сына, которого звали Гамнет.

Ричард не сразу нашелся с ответом.

– Подумать только, какое совпадение! Теперь я понимаю, почему ты так переживаешь из-за этой роли. Ты отец Гамлета…

– Да, по тексту пьесы я мертвый отец живого Гамлета. А в действительности я живой отец мертвого Гамнета… Ты считаешь, что это могло быть простым совпадением?

Ричард прекрасно знал, что это не было совпадением. Но знал он и еще кое-что. То, что ему под страхом смерти запретили говорить Шаксперу правду. Да он и без этих угроз был до смерти напуган и ни под какой пыткой ничего бы ему не рассказал. Поэтому Ричард Бербедж стал судорожно придумывать, как бы перевести разговор в другое русло.