Татьяна Ефремова - Убийца сейчас онлайн

– Берут. Только, чтобы на профессионала выйти, надо знакомства водить в криминальных кругах. У Барсукова могли быть такие знакомые? Вряд ли. Так что, если он и мог кого нанять, то только лоха какого-нибудь, до денег жадного. А про такого мы бы знали давно. А чаем в этом доме поят?

– Иногда.

– А сегодня, случайно, не чайный день?

А он, и правда, не такой уж противный. Мариша права.

– Сегодня как раз чайный. Но к чаю только варенье.

– Давай! – согласился Димыч. – А потом пойдем погуляем где-нибудь. А то голова болит, надо на свежий воздух.

Я посмотрела на часы – почти двенадцать.

– А поехали на кладбище? Сегодня Коненко хоронят в два часа.

Димыч посмотрел на меня невесело.

– Что ты за человек такой? Я тебя погулять зову. Можно сказать, пытаюсь ухаживать. У меня после вчерашнего еще сто рублей осталось – на мороженое хватит. А ты на кладбище рвешься.

– Димыч, – сказала я жалобно, – ну какие могут быть ухаживания с похмелья? И так жить противно. А Вовка Коненко неплохой мужик был. Надо же как-то… попрощаться. Чтобы по-людски, – заметив, что Захаров уже готов согласиться, я выложила последний аргумент. – К тому же там, наверняка, весь «Люкс» будет. Может, удастся что-нибудь полезное узнать. Люся там не единственная сплетница – будет с кем пообщаться.

– Ладно, поехали, – сдался Димыч. – Только сначала чай!

К кладбищу мы подъехали гораздо раньше двух часов.

На ватных ногах я выбралась из душной коробки автобуса и взмолилась:

– Димыч! Обратно давай пойдем пешком.

– С чего это вдруг? Мы же дойдем только к вечеру.

– Тошнит меня, – я решила давить на жалость. – А в автобусе жарко и бензином пахнет.

– Ничем там не пахнет, не ври. Правда что ли тошнит? Дыши ртом тогда, горе мое.

Мы остановились у ворот городского кладбища – бодрый Димыч и бледная я, старательно хватающая ртом воздух.

А за воротами была красота!

Убежденная, что кладбище – это место, специально отведенное для скорби и горестных раздумий, я даже испугалась нахлынувшего на меня восторга. И было от чего нахлынуть! Все кладбище стараниями скорбящих родственников было засажено разновозрастными деревцами. В старой части погоста деревья были уже солидными, с густыми кронами и благодатной тенью под ними. А там, где могилы были не старше пары-тройки лет, деревца были еще тонкими несмышленышами, едва оперившимися свежей листвой. Но восторг вызывало не это. Не знаю, из каких соображений, но большинство деревьев, высаженных на могилах, были различными вариантами плодово-ягодных культур. И все эти черемухи-вишни-ранетки сейчас дружно цвели, отчего казалось, что на городское кладбище опустилось благоуханное бело-розовое облако. Да еще чирикающие птички, жужжащие шмели-пчелы и какая-то особенная прозрачность воздуха, несмотря на оживленной автомобильное движение буквально в нескольких метрах от ограды.

В общем, я взглянула через распахнутые ворота и обомлела. Я даже не сразу сообразила закрыть рот, что, впрочем, только добавило восторженности моему внешнему виду.

– Димыч! – выдохнула я. – Посмотри, какая красота!

Димыч, вопреки моим ожиданиям, не стал ерничать, а согласно кивнул. Потом полез за сигаретами.

– Все правильно. Так и должно быть, – задумчиво сказал он. – Живем вот так в дерьме, собачимся друг с другом, дышим дрянью всякой, мусор из окон выбрасываем. Только после смерти и получается пожить по-человечески. На кладбище тишина, красота… покой. Посмотришь на это все – и умирать не так страшно.

Я с опаской посмотрела на неожиданного философа. Надо же, впечатлительный какой оказался.

– Слушай, а как мы найдем место, где Вовку хоронить будут?

– Так надо просто дождаться всех. Похороны в два, а сейчас только половина второго. Скоро привезут, вот и надо будет к процессии пристроиться. Кстати, ты ведь там знаешь кое-кого?

– Ну да. Всех, кто из «Люкса» будет, знаю.

– А отношения у тебя с ними не испортились после увольнения? Тогда давай договоримся – мы с тобой не знакомы. Ну, так лучше будет, – пояснил Димыч, заметив мой удивленный взгляд. – Я же в офисе у них был, допрашивал многих. У них моя морда прочно с милицией ассоциируется. И если девочки офисные поймут, что мы вместе, они тебе ничего не расскажут толком. Будут бояться чего-нибудь лишнее сказать. Вот если ты будешь сама по себе, то наверняка сболтнут что-то полезное. А ты запоминай все до мелочей. А потом…

– Димыч! – моему возмущению не было предела. – Ты что, собираешься меня банально использовать?

– Собираюсь, – ничуть не смутившись, подтвердил он. – Мне же надо убийство раскрывать. Это, между прочим, и в твоих интересах.

– А чего спрашивать то?

– Специально ничего спрашивать не надо. Поохай, мол, ужас-кошмар, каких людей теряем. Переведи разговор на то, кто же это мог сделать, нет ли каких подозрений и так далее. Эта Люся, что тебе звонила, посплетничать любит? Ну вот! Постарайся ее разговорить о том, не испортились ли отношения между Коненко и компаньонами в последнее время. Может, ругались они. Про звонки Барсукова в среду вечером еще разок поговорите. Могут какие-нибудь подробности всплыть, о которых мне не сказали.

– Ты все-таки на Барсукова с Совинским думаешь?

– Не только на них, – Димыч хитро прищурился. – Я не исключаю возможности, что это ваша Лариса его хлопнула. Ну ты погоди возмущаться! Ты посмотри на ситуацию со стороны. Коненко мог начать к ней приставать, а она могла его убить. В порядке самообороны, так сказать. Ведь могло такое быть?

– Не могло! – отрезала я. – Не могло такого быть никогда. Во-первых, у Лариски пистолета нет, а если бы и был, никого бы она не убила даже в порядке самообороны. А во-вторых, Вовка не стал бы так настойчиво приставать. От него вполне можно было отвязаться и на словах.

– А ты откуда знаешь?

– Да так… знаю.

– Ну-ка, ну-ка, – Димыч заинтересовался не на шутку. – Давай выкладывай.

– Ну, это история давняя. В общем, это… ну…, – я мялась, как третьеклассница у доски. – Короче, это давно было…

– Он к тебе приставал? – радостно догадался Димыч.

– Ну да. Я ему нравилась раньше. Вот он и попробовал разок. Мы праздновали тогда что-то, то ли Новый год, то ли день печати. Он выпил и это… попробовал.

– Воспользовался служебным положением, – подсказал мне опер Захаров.

– Да не воспользовался он! Он это… предложил.

Димыч веселился уже в открытую.

– Предложил, значит. Молодец! Не растерялся. А ты?

– А я отказалась. Ну просто, на словах, понимаешь. И он не стал настаивать, силу там применять и все такое. Извинился даже.

– Так может, ты ему не очень и нравилась? Поэтому и отстал так легко.

– Я ему очень нравилась! – возмущенно завопила я. – Просто, он воспитанный. И вообще, дело не во мне, а в том, что если бы даже он начал к Лариске приставать, она легко могла бы от него отвязаться. Убивать его не было необходимости.