Э. Хартли - Прожорливое время

Выслушав его, Полински кивнула, отступая, однако ее сдержанность осталась.

— Расскажите мне про Эсколма, — попросила она.

— Учился он хорошо, — начал Томас. — Окончил школу уже много лет назад. Светлая голова. Трудолюбивый. В социальном плане несколько… неуклюжий. Его никак нельзя было назвать всеобщим любимцем. Со спортом не дружил. Лицо прыщавое. Но, как я уже говорил, парень усваивал все на лету. Получил отличный аттестат. Я написал ему хорошую рекомендацию. Он обратился в несколько престижных колледжей и поступил в Бостонский университет на факультет английской литературы. Дэвид прислал мне одно или два письма. Обычные тексты «спасибо за то, что вдохновили меня», какие я получаю время от времени, затем… больше ничего. У меня не было никаких вестей от него лет восемь, до тех пор, пока он не позвонил мне вчера и не сказал, что хочет со мной встретиться.

— Эсколм называл вам свой адрес?

— Домашний — нет, но он дал мне свои рабочие координаты.

Достав бумажник, Томас вытащил визитную карточку ЛАВФ. Полински мельком взглянула на нее, но не взяла. Она по-прежнему держалась настороженно, словно испытывала Найта.

— Значит, Эсколм утверждает, что у него была утерянная пьеса Уильяма Шекспира, которую он получил от Даниэллы Блэкстоун?

— Да, «Плодотворные усилия любви».

— Вы ему поверили?

— Даже не знаю, что сказать, — признался Томас. — Эсколм говорил, что они с Блэкстоун собирались опубликовать эту пьесу и получить авторские права на единственное современное издание. Вообще-то они действительны в течение ограниченного времени, кажется, в Соединенных Штатах это семьдесят лет после смерти автора. Потом произведение становится общественной собственностью. Тогда авторские права можно оформить только на какое-то определенное издание. Даже если бы у Шекспира в настоящее время были потомки, каковых у него нет, они больше не получали бы ни гроша за его пьесы.

— Выходит, Блэкстоун хотела издать пьесу, не допустив утечки оригинала? — спросила Полински. — Такое возможно?

— Понятия не имею. Кажется, писателям иногда удается сохранить в тайне свои работы до самого выхода их в свет. Однако в данном случае ценность книги определялась бы тем, действительно ли ее написал Шекспир. Блэкстоун нужно было получить подтверждения экспертов, но для этого ей пришлось бы обратиться к ученым, и любой из них мог допустить утечку информации. Как только оригинальная рукопись увидит белый свет, скажем, будет ксерокопирована или окажется выложена в Интернете, сама пьеса станет общественной собственностью и изданию, подготовленному Блэкстоун, придется конкурировать с другими. Я так думаю. Эсколм не упоминал о том, что эта дама хоть что-то смыслит в творчестве Шекспира, следовательно, можно предположить, что ее публикация должна была стать лишь базовой. Если бы настоящие шекспироведы смогли бы подготовить свои издания, ее книга потеряла бы всякую ценность. Поэтому все нужно было сохранить в тайне.

— А как насчет независимой экспертизы? — спросила Полински. — Нельзя же ведь просто сказать, что эту вещь написал Шекспир, так?

— Допустим, издатель считал возможным искренне сделать подобное заявление. Не думаю, что ему грозили бы какие-либо неприятности, если бы впоследствии выяснилось, что он ошибся. На мой взгляд, Блэкстоун и Эсколм намеревались быстро издать пьесу как принадлежащую перу Шекспира. Пусть ученые ломают копья, споря о ее подлинности, а они тем временем гребли бы деньги с продаж. Если только с вопиющей очевидностью не было ясно, что пьеса не принадлежит перу Шекспира, парочка успела бы заработать приличную сумму, прежде чем все закончится. Но пока оставались бы сомнения в достоверности, они разрабатывали бы эту золотоносную жилу. Если бы в поддержку подлинности высказалось достаточное количество именитых ученых, деньги текли бы рекой, по крайней мере до тех пор, пока не появились бы другие, более качественные издания, на что, вероятно, потребовались бы годы.

— Для учителя средней школы вы весьма неплохо разбираетесь в таких вопросах.

— В основном я узнал все это от Эсколма, так что вы можете сами спросить его при встрече.

— Хорошо, — сказала Полински, и легкий язвительный скептицизм снова проявился в выражении ее вытянутого лица и тонкогубого, широкого рта.

— В чем дело? — спросил Томас. — Вы уже говорили с ним?

— Нет, — ответила следователь. — Больше того, мы понятия не имеем, где он.

— Вы звонили в литературное агентство «Вернон Фредерикс»? — спросил Томас, кивая на визитную карточку.

— Да, — подтвердила Полински, наконец улыбнувшись как-то мрачно, без всякого веселья, а ее глаза остались жесткими и немигающими.

— И?..

— Тут-то и начинается самое любопытное.

— То есть? — нахмурился Томас.

У него начинало складываться впечатление, что с ним обращаются как с игрушкой.

— Там никогда не слышали об Эсколме.

— Что?

— Он там не работает и никогда не числился. Никто по имени Дэвид Эсколм не регистрировался в этой гостинице. Никогда. Так что теперь вы видите, почему все это так любопытно, — снова улыбнулась она.

У него возникло такое ощущение, будто он вошел в комнату и обнаружил, что стоит на потолке.

— Нет, — повторил в третий раз Томас, — Эсколм. Повторяю по буквам: Э-С-К-О-Л-М. Имя Дэвид. Вчера вечером он жил у вас в триста четвертом номере.

— Сожалею, сэр, — ответила администратор. — Такого человека у нас не было. В архиве нет никого с такой фамилией.

— Но я приходил к нему, — настаивал Томас.

— Он не был зарегистрирован в этом номере.

— Однако, когда сегодня утром я звонил вам, мне сказали, что он выписался.

— Если вам действительно так ответили, то наша сотрудница допустила ошибку, — сказала администратор, оглядываясь на Полински. — Подозреваю, на самом деле она сказала, что такой человек у нас не зарегистрирован, а вы предположили, что он выписался. Мы очень внимательно следим за тем, чтобы не разглашать информацию личного характера о наших постояльцах.

Томас понимал, что эта женщина, скорее всего, права, но не хотел сдаваться.

— Хорошо, — сказал он, отходя от стойки и глядя через плечо на Полински. — Идемте со мной.

Следователь молча прошла за ним к лифту. Она ничего не скачала, когда они поднялись на третий этаж, вышли из кабины и прошли по коридору к номеру 304. Томас громко постучат в дверь.

Тотчас же внутри послышались звуки, и Томас торжествующе обернулся к Полински, убежденный в том, что сейчас будет доказана его правота.

Этого не произошло. Дверь медленно приоткрылась, и в коридор с опаской выглянула женщина лет семидесяти.

— Мне нужен Дэвид Эсколм, — повелительным тоном произнес Томас.