Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 А город, заметив отсутствие дождя, стал понемногу оживать. На улочках

 появились люди. Долетел до меня чей-то смех. Еще пару минут и мое

 одиночество будет растворено в звуках шлепающих по мокрому булыжнику ног,

 в разноязыких разговорах, в пении птиц и криках чаек.

 Солнечный луч вошел в самую середину города.

 В другом конце набережной я увидел медленно идущую мне навстречу

 девушку с маленькой рыжей собачкой на поводке. Черные волосы собраны в

 косичку, торчащую вверх. Я уже видел ее. Видел дважды.

 Я отошел от воды и тоже, выйдя на набережную, пошел не спеша ей

 навстречу. Мне кажется, она не будет против того, чтобы улыбнуться мне в

 ответ на мою улыбку. У нее овальное восточное лицо и глаза, форму которых

 называют миндальной.

 До нашей встречи оставалось метров двадцать, но в это время она

 свернула на улочку, карабкающуюся назад в верхний город.

 Набережная вновь пустынна.

 Город накрыт солнечным светом.

 Я сел на все еще мокрую скамейку и закрыл глаза.

В

 И вспомнил тот единственный случай, когда одна из войн закончилась

 при мне, буквально в моем присутствии. Было это в Южной Азии. Окопы,

 которые мы углубляли перед последней атакой противника, были наполовину

 заполнены грязной водой.

 Между нами и противником было огромное поле практически без

 растительности. Уже два или три месяца шла позиционная война со слабыми

 попытками атак, вследствие чего на поле оставались лежать многие убитые и

 раненые. Ни тех, ни других не подбирали. Раненые иногда пытались доползти

 до своих, но "свои" не спешили им на помощь и я не помню ни одного случая

 по нашу сторону окопов, чтобы хоть один раненый добрался. И вдруг

 неожиданно пришло известие о том, что война окончена. Никто, как я понял,

 в это не поверил, но тут все обратили внимание на окопы противника, точнее

 на то, что противники повылазили из окопов и, не боясь прицельного огня,

 ходили, курили, что-то кричали. Этого хватило солдатам, чтобы тоже вылезти

 из грязной жижи, в которой они просидели несколько месяцев, и размять

 затекшие в язвах ноги. Через некоторое время я услышал шум мотора и тут же

 со стороны тыла подъехал танк, потом рядом с ним остановился грузовик с

 прицепом. В кузове грузовика сидели женщины, а на прицепе были навалены

 какие-то инструменты. Уже позже я понял, что на позиции привезли бригаду

 соседней сельхозфермы. Солдаты окружили женщин, смеясь, весело говорили о

 чем-то, а потом начали стаскивать с прицепа то, что оказалось

 глубокопочвенными плугами. Два из них прицепили к танку. На топливные баки

 танка забрались две девушки-крестьянки с корзинами, плетенными из рисовой

 соломы. Танк зарычал и тронулся с места. Плуги врылись на всю глубину

 ножей и земля отваливалась на бок длинным отрезанным ломтем, а девушки,

 набирая пригоршни каких-то семян, бросали их уже в отверзшуюся твердь.

 Ошарашенный я стоял, все еще сжимая в руке лопату - в той армии мне не

 доверили оружия - но вдруг до моего сознания дошло, что сейчас

 распахивается то самое поле битвы, на котором лежат сотни погибших, а

 среди них, может, кто-то еще живой, жаждущий помощи. Я всмотрелся и не

 поверил своим глазам - танк ехал прямо, не стараясь объезжать лежащие у

 него на пути трупы. Вcе перепахивалось, отрезанные ломти земли удобрялись

 кровью. Девушки, оставшиеся стоять у грузовика, запели песню. Солдаты ее