Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 Трудно было бы даже представить себе, что там есть небольшая пологая

 площадка, и что на ней растет какая-никакая трава. И стоят, полустоят,

 полулежат и просто опрокинуты навзничь надгробные камни со словами,

 которые древнее доброй половины нынешних великих государств.

 - Пойдем к твоей подружке в кафе! - скомандовал Вацлав.

 Первые шаги я сделал, все еще глядя вверх. И наткнулся на Вацлава,

 который посмотрел на меня, довольно странно прищурившись.

 - Высокогорная болезнь?! - иронично спросил он. - Или так понравилась

 собачка загоравшей на террасе хозяйки?!

 Я пожал плечами.

 В кафе было много людей, но Ирины не было. Вместо нее разносила кофе

 уже знакомая мне безразличная дама лет тридцати. Мы с Вацлавом

 переглянулись и молча вышли на улицу. Потопали вниз, к набережной.

 Прошли мимо небольшой спортивной площадки, на которой герои армий

 Ирака и Ирана играли в волейбол. Я позавидовал им: они, казалось, вообще

 никогда ни о чем не думают и не беспокоятся. Мне бы такого Аллаха!

 - Эй!!! - прокричал нам в спину кто-то.

 Я оглянулся первым и увидел машущего рукой со спортивной площадки

 Айвена. Как это я только не заметил его среди арабов?!

 - Вы где пропадаете?! - спрашивал он, а остальные игроки терпеливо

 ждали, опустив мяч на землю.

 Вацлав показал рукой на горы.

 Айвен понимающе кивнул и прокричал: "До завтра!"

 На следующий день, когда спала полуденная жара, я карабкался в

 одиночку по уже знакомой тропинке. На ходу я задумывался о том, что влекло

 меня вверх: желание узнать о возможной пожизненной свободе, связанной с

 превращением в жителя этого города? Желание ли снова смотреть вниз и

 набирать полные легкие охлажденного и богато сдобренного кислородом

 горного воздуха? Или же желание остановиться на полпути, чтобы оглянуться

 на террасу красивого особняка, возвышающегося над городом, над морем и,

 как казалось, даже надо мной. Это может показаться смешным, но я словно

 ощущал внутри себя присутствие вымуштрованного солдата, для которого

 именно в этом доме располагался штаб и который постоянно находился в

 ожидании приказа, в страстном ожидании приказа. И не поступи этот приказ -

 солдат потеряет себя, почувствует себя ненужным и растворится; я не знаю

 как растворится, в воздухе ли, в море, но я предчувствую, что с ним

 случится что-то ужасное, что-то изымающее его из этой жизни и превращающее

 его в пустоту. И было мне стыдно и за себя, и за этого солдата, вдруг

 проснувшегося во мне, в человеке, настоящее воинское звание которого -

 дезертир, а любимый флаг - белый. Было стыдно, но этот стыд не давил на

 совесть, не заставлял замедлить шаг и я сам удивился той легкости, с

 которой я пробирался вверх по извилистой своенравной тропе. Вот уже

 появилась терраса, но за красным столом, стоящим посередине, опять спиной

 ко мне сидит мужчина и что-то пишет. Кто он? Кто она, та, которой сейчас

 здесь нет? Где она?! Наверно, неспеша идет вдоль набережной со своей

 собачкой. Боже мой, какая классика! Дама с собачкой! Лик вечности,

 миндальные глаза, тонкие черты балерины прошлого века! Что за наваждение:

 я никогда не любил балет, но здесь, словно больше не с чем сравнивать

 походки и лица. Легкость, грация, Греция... и балет... Будь проклят этот

 человек, пишущий что-то, сидящий ко мне спиной! Я никогда не видел его

 лица, да и не хочу. Он мне не нужен, он мне больше чем не нужен. Я боюсь,