Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 Я сидел за столиком, пытаясь понять, почему человек так быстро может

 изменить в себе почти все: и голос, и взгляд, и походку. Должно быть, та

 походка, за которую я прозвал девушку из кафе "балериной", принадлежала

 официантке, а, присев за мой столик, девушка сразу стала Ириной и, как я

 потом узнал, Ирина говорила другим голосом и другими интонациями, она была

 другим человеком, человеком, который, наверно, понравился мне даже больше

 "балерины", но если думая о "балерине", я не становился задумчивым и

 серьезным - во мне возникала легкость свободной жизни и с этой легкостью я

 хотел увлечь в свободное паренье над этим миром чувств и ощущений

 симпатичную легконравную девчушку, то уже думая о Ирине, я понимал,

 насколько я тяжелее воздуха и слабее ветров, которые могли бы подчиниться

 ее зеленоглазому взгляду.

 - Ну вот, - она поставила чашечки на стол и присела. - А твой друг

 так и не пришел?!

 Она сказала "твой"! Это меня больше, чем поразило. Но с другой

 стороны я знал теперь о ее жизни столько, сколько может знать о ней лишь

 человек, с которым она давно на "ты". И это тоже надо принять спокойно.

 Здесь неуместны ни американская эмоциональность, ни северная сдержанность,

 ни восточная слащавая улыбчивость, за которой, как позади восточных

 базаров, кроется лишь сыпучий песок.

 - Может он или я что-то перепутал?! - допустил я, не желая признаться

 в том, что упоминание друга было простым детским обманом.

 И вдруг в кафе вошел Вацлав. Увидев нас, он прямиком направился к

 столику.

 Ирина вспорхнула со стула и застыла.

 - Кофе и что-нибудь еще! - заказал, садясь на только что

 освобожденный стул, мой друг.

 Ирина кивнула и легко той самой балетной походкой удалилась.

 Я смотрел на Вацлава и едва сдерживал себя от того, чтобы не сказать

 ему какую-нибудь глупость. До чего все-таки хорошо уметь себя хотя бы

 иногда сдерживать.

 - Привет, старина! - радостно воскликнул Вацлав, уставившись мне в

 глаза. - Ты, кажется, в полете?!

В РЇ РєРёРІРЅСѓР».

 По улице за стенкой кафе прошли люди и это их движение как бы

 разбудило меня, возвратило на землю.

 В кафе зашла троица мужчин, срели них был портье моего отеля. Он

 приветливо кивнул мне. Уселись они в противоположном углу зала.

 "Балерина" принесла Вацлаву кофе с пирожным и упорхнула туда, к новым

 посетителям.

 - Ты чего погрустнел? - спросил Вацлав удивленно.

 Я посмотрел на него, по-дружески улыбаясь. Все-таки он неплохой

 парень. Простой и незлобивый, желающий всем добра. Что он спросил меня? А,

 он спросил: "Ты погрустнел?!"

В РЇ РєРёРІРЅСѓР».

 Он посмотрел на меня немного озадаченно. Вероятно, я опоздал с

 кивком. Ладно.

В кафе мы просидели еще с полчаса. За это время посетителей

 прибавилось. Балерина порхала между столиками. Она была уже совершенно

 непохожа на ту Ирину, с которой я познакомился. Один раз за это время она

 подошла и к нам, но мы больше ничего не заказывали, а вскоре после этого

 вышли на улицу и пошли вверх, туда, где, как я узнал, находилось старинное

 мусульманское кладбище. Чтобы добраться до него следовало подняться на

 самую вершину одного предгория, но погода сопутствовала нам - безоблачное

 небо успокаивало глаза, а солнце грело размеренно, не стараясь выжечь

 траву или ослепить всех, глядящих вверх.

 Уже покидая верхнюю часть города, я обратил внимание на двухэтажный

 особняк с широкой террасой, с которой, должно быть, можно было видеть все,