Анна Ольховская - Снежная Жаба

Но Каю сейчас было не до спасения эксклюзивной обуви, он сосредоточил ошметки сил на одной цели — остаться в реальности.

Сознание вело себя совсем не по‑товарищески, оно все время норовило соскользнуть в небытие и оставить хозяина на произвол судьбы. А произвол этот мог оказаться весьма проблематичным, на то он и произвол.

Таким опустошенным, вымотанным до потери сознания, унизительно беспомощным Кай не ощущал себя никогда.

Но и того, что он устроил в аэропорту, он тоже до сих пор ни разу не проделывал. И даже не думал, что он это может.

Подчинить себе волю и сознание огромного количества людей, стереть из их памяти события последних десяти минут, вывести из строя всю электронику — да, и диспетчерской досталось скорее всего, но за пару минут ничего катастрофического произойти не могло — Кай до сих пор не мог понять, КАК он все это проделал.

Но и организм его тоже не мог этого понять, похоже. Мощнейший выброс энергии превратил сильного здорового мужчину в беспомощного младенца, хорошо хоть памперсы не понадобились. И Кай был бесконечно благодарен незнакомке в смешной шляпке, решившей помочь совершенно постороннему ей человеку. Причем помочь бескорыстно, просто потому, что этому человеку было явно плохо.

Вряд ли Кай смог бы добраться до этой уединенной прохлады самостоятельно, в лучшем случае он шлепнулся бы прямо на тротуар и опять привлек к себе внимание окружающих.

И стряхнуть с себя это внимание он уже не смог бы…

Он просидел тогда под деревом не меньше часа, прежде чем смог снова управлять своим телом достаточно уверенно.

Во всяком случае, вытащить мобильный телефон и позвонить матери он смог. Она немедленно выслала за ним машину, и через два часа Кай уже лежал в палате их подземного госпиталя.

Он никому не сказал, почему сорвалась его очередная командировка, вернее, не сказал правды, объяснив свое внезапное недомогание нервным истощением — он слишком много сидел в последнее время у себя в лаборатории, занимаясь полезными для воссоздания нордической расы исследованиями.

Так думали его мать и члены Президиума. Да и все остальные жители подземелья, а как иначе, ведь Кай — символ и надежда! Самый что ни на есть взаправдашний истинный ариец!

На самом деле Кай меньше всего думал о Великой Цели, у себя в лаборатории он увлеченно работал над новыми разработками в области нанотехнологий. И вовсе не перегружался при этом.

Но все остальные должны думать именно так, потому что если они узнают правду о том, на ЧТО их символ и надежда способен в стрессовом состоянии…

Да они просто испугаются и шлепнут его по‑тихому.

Нет, не мать, конечно, и не члены Президиума, те, другие, из молодых.

Внутри «Аненербе» давно уже сформировалось молодежное экстремистское крыло, не желавшее ждать, пока «старичье» выведет в колбах кучу сверхчеловеков типа Кая. А они что, ни на что не годный мусор?! Внешне они давно уже полностью соответствуют облику ариев, только что глаза не отливают серебром, да и мозги у всех на месте — тупых отбраковывали в возрасте двух‑трех лет. Так что с научными исследованиями справляются отлично. И современнейшее оружие массового поражения давно разработали, причем очень массового!

С помощью которого можно уничтожить население целой области, оставив нетронутым все материальное.

Так что никакие сверхлюди им не нужны, к тому же такие, что способны и их, истинных ариев, превратить в послушных зомби!

Кай знал, чувствовал неприязнь к себе этих радикалов и всегда был настороже. Правда, в открытую против него никто никогда еще не выступал, новые нацики надеялись со временем заполучить Кая себе, заразив его своими бредовыми идеями.

Но если они узнают реальные возможности «сверхчеловека», это мальчикам и девочкам вряд ли понравится.

В общем, меньше знают — лучше спят.

На полное восстановление сил Каю понадобилось тогда около недели, причем не простого отдыха, а интенсивного восстановительного лечения — один за другим начали барахлить все органы. Слишком сильным оказался выброс энергии, жизнь вытекла из тела почти полностью.

Да и сознание тоже не баловало хозяина полноценным мышлением, его хватало лишь на поддержание легенды о причинах такого тотального сбоя совершенной до этого времени системы по имени Кай.

Мать тогда испугалась всерьез, вот только даже жалких обрывков былых способностей Каю хватило, чтобы понять — Грета волнуется не о сыне, успокоительное она глотает при мысли о том, что столь близкая, уже почти достигнутая цель может похе… гм, исчезнуть вместе с испорченным опытным образцом.

Он так и не стал для женщины настоящим сыном. Родной кровиночкой, частичкой себя, смыслом и радостью ее жизни…

Всем тем, кем становятся для большинства мам их дети.

И это он мог ощущать почти каждый раз, когда выбирался из осточертевшей норы на волю, к солнцу и небу.

И хотя Кай давно уже не был маленьким мальчиком, он в глубине души все же таил надежду, что мать его любит.

Но тайник оказался из песка, он рассыпался, и надежде больше негде было таиться. И она ушла.

Кай и до этого был одинок — среди обитателей подземелья не нашлось ни одного, хоть немного близкого ему по духу, — теперь же одиночество стало пронзительно‑острым.

А над душой захлопнулись защитные створки безразличия.

И поэтому он абсолютно не возражал, когда Грета решила ускорить его женитьбу на подросшей Брунгильде. Решено было не ждать, пока девушка достигнет двадцати одного года, двадцать тоже нормальный репродуктивный возраст.

Очное знакомство с будущей женой было назначено на середину лета — жениху следовало окончательно восстановить силы перед поездкой в Альпы. А до тех пор Каю велено было отдыхать. Прогулки по лесу не возбранялись, но лучше ночью — не стоит подвергать ослабленный организм воздействию солнечной радиации. Главное — никакой работы!

Собственно, он и не настаивал.

Но через неделю безделья Кай едва не осатанел от скуки. И тоски…

Его буквально выжигало изнутри одиночество.

В город, к людям, он пока выбираться не решался, хотя причина для поездки туда у него была.

Та женщина в смешной шляпке, похожая на высохшую камышину. Краем ускользающего сознания Кай успел почувствовать ее многолетнюю душевную боль, когда она упомянула о своей дочери, возвращавшейся после обследования в Москве.

Что, как, почему — он понять не смог. Да и не до того было тогда, если честно, он даже не зафиксировал в памяти след этой боли.

Он проявился гораздо позже, когда Кай окончательно пришел в себя. Можно было, конечно, подчистить память, выкинув ненужное, но не так уж и много там хранилось воспоминаний о доброте и бескорыстии по отношению к нему. Из последних — та славная маленькая рыжулька, что не испугалась его глаз, и незнакомка в смешной шляпке, не позволившая себе пройти мимо нуждающегося в помощи человека.