Евгений Сухов - Ларец с опасным сюрпризом

– Не беспокойся, душенька, не сегодня так завтра введут. Сейчас только все об этом и говорят. Вот тогда и будет настоящий «красный террор», поверь мне! В буквальном смысле этого слова. Мы для них «классовые враги». В качестве наказания они лишают нас продовольственных карточек, выселяют из города, печатают наши фамилии в своих большевистских газетах как «врагов народа»… Попомни мое слово, дальше начнут расстреливать. Так что недолго ждать! Кстати, я и твою фамилию прочитала в «Губернских ведомостях».

– Не может быть! – невольно воскликнула Анастасия. – Я ведь ничего такого не делала.

– А ты думаешь, другие что-то делали? Все они – милейшие образованнейшие люди, а их называют «врагами народа»! Полюбуйся, если не веришь! – Тетка вытащила из сумочки газету и протянула ее Анастасии. – Твоя фамилия самая первая.

Княгиня взяла газету и, не веря своим глазам, прочитала:

« Комитет народной борьбы с контрреволюцией объявляет врагами народа, врагами социализма, врагами трудящихся:

1. Анастасия Федоровна Раевская, княгиня.

2. Петр Васильевич Герасимов, генерал от инфантерии… – Дальше шло перечисление фамилий на целых две страницы. – Они лишаются пайка и гражданских прав…»

– Боже ты мой, – ахнула Анастасия. – Даже не знаю, что и сказать…

– Душенька моя, Настенька, а не нужно ничего говорить, и так все ясно. Нужно просто бежать отсюда! Бежать как можно скорее, потому что завтра может быть уже поздно!

– И куда бежать? – нахмурилась Анастасия.

– А куда сейчас все бегут? В Китай, в Австро-Венгрию, в Германию, во Францию… да куда угодно, только подальше от большевиков! Можно перебраться к моей кузине в Англию.

– Тетушка…

– Ты меня должна послушать, – строго заговорила тетя Глафира, – я у тебя вместо матушки осталась.

Тревожное чувство усилилось. Возникло ощущение серьезной надвигающейся беды. Скверно, что не оставалось никаких сил, чтобы хоть как-то противостоять накатившему наваждению. Вспомнился мужчина в кожаной куртке, от его взгляда, брошенного в ее сторону, хотелось укрыться. Она невольно передернула плечами.

– Но как же здесь все оставить? Тут квартира, имение, деньги в банке, есть фамильные драгоценности…

– Милочка ты моя, – скорбно вздохнула тетка. – О каких драгоценностях ты говоришь? Тут о себе надо бы подумать, иначе завтра уже будет не до них. Ничего, главное, как-нибудь перебраться в безопасное место и подальше от большевиков, а уж там с голоду не умрем. Руки-ноги имеются, не пропадем! В поварихи пойдем, обшивать будем, а без работы не останемся. Ты ведь, кажется, на Александровских курсах швейное дело изучала?

– Была лучшей ученицей, – невольно вырвалось у Анастасии.

– Ну, вот видишь, значит, и там не пропадешь. Наберешь заказов, а потом люди сами станут к тебе приходить. А что касается драгоценностей, – заговорила тетка Глафира потише, – надо просто уметь прятать. Не надо на себя надевать собольи шубы да перстни с бриллиантами. Никаких роскошных платьев. А бриллианты под лиф спрячь, а то и в рейтузы… А ты не смейся, милочка, я знаю, о чем говорю, – строго произнесла тетка. – Сейчас все так делают, кто похитрее. На таможне обращают внимание на тех, кто побогаче одет – в соболях да в песцах, а на простой люд они внимания не обращают. Вот ты и оденься мещанкой, а ежели спрашивать начнут, скажешь, что ты горничная, со своей хозяйкой едешь, они и отстанут! – Тетка вновь горестно покачала головой. – Ой, девонька, бежать, бежать нужно, пока совсем скверно не сделалось. Я что пришла-то… Послезавтра в десять часов вечера поезд на Берлин уходит. Я на тебя и на Варвару билеты заказала.

– Может, еще повременить?

– Уверяю тебя, милая, лучше уже не будет. Хуже – да! Даже не представляешь, чего мне это стоило, – вздохнула тетка. – Ты мне все про фамильные драгоценности говоришь, а мне пришлось бриллиантовую заколку отдать, которую мне Мария Федоровна подарила, когда я у нее фрейлиной служила… Ладно, душечка, пойду, – поднялась тетка. – Мне в дорогу нужно готовиться, да и тебе советую не откладывать.

– Вас проводить? – спросила Анастасия.

– Ничего, как-нибудь сама доберусь, – отвечала женщина. – Кому я, старая, нужна? Повяжусь в черный платок и пойду. А ты чего улыбаешься? – нахмурилась Глафира. – Приходится хитрить. Не надевать же мне соболью шубу? Сейчас такое время, что шубу вместе с головой снимут… А ты за Варенькой последи, девочка замечательная растет.

Шумно вздохнув, княгиня ушла.

Оставшись в одиночестве, Анастасия подошла к окну и тотчас отшатнулась в глубину комнаты: напротив дома стоял тот же чекист в кожаной куртке, которого она повстречала на Староконюшенном переулке с час назад, и пристально всматривался в окна дома.

– Что же теперь будет?

В соседней комнате сидела Варвара и сосредоточенно возилась с куклами, совершенно не подозревая о переживаниях матери.

Нужно уезжать, и как можно скорее. Следует переждать лихое время где-нибудь за границей, а когда уляжется весь этот хаос, вернуться обратно.

Анастасия прошла в прихожую и приподняла края обоев, затем вытащила из стены два кирпича, за которыми прятался искусно выполненный тайник. Ее покойный отец всегда опасался, что его могут ограбить, а потому, втайне от всех, хранил в нем семейные драгоценности. О том, что такой секрет существует, Анастасия узнала незадолго до его смерти, когда он, уже будучи смертельно больным, признался, что половину своего состояния спустил в карты, а то, что удалось сохранить, находится в стенной кладке.

Княгиня достала из тайника резную шкатулку, заполненную фамильными драгоценностями, среди которых имелись даже подарки высочайших особ. Некоторое время она любовалась сокровищами, а потом вытряхнула все на стол, решив спрятать содержимое шкатулки в одежде. Раскрыв дамскую сумочку, извлекла из нее небольшой флакончик с водой из Малой Невки, вензель фрейлины с крупным изумрудом, подаренный Александрой Федоровной, две фотографии, на которых был запечатлен Григорий Распутин, – и аккуратно уложила милые сердцу вещи в шкатулку, положив в тайник. Заложила кирпичами проем и заклеила обои. Отступив на шаг, придирчиво осмотрела работу – ничто не свидетельствовало о том, что в стене замурована шкатулка с драгоценностями.

Потом вновь подошла к окну. Теперь чекистов было трое. Главным среди них, судя по уверенным хозяйским жестам, был тот самый мужчина в черной кожаной куртке и с тоненькой щеточкой усов, которого она встретила, возвращаясь к дому.

Вот один из чекистов направился к высокому полковнику, скорым шагом проходившему мимо. Какое-то время они о чем-то разговаривали: чекист раздраженно размахивал руками, а полковник, напротив, выглядел невероятно выдержанным и смотрел на чекиста с плохо скрываемой брезгливостью. Неожиданно к ним подошли еще двое чекистов и, ухватив офицера под руки, затолкали в подъехавшую карету.