Александр Трапезников - Проект «Мегаполис»

— Привет от старых штиблет! — сказал ему Днищев. — Не скучно ли тебе тут, на одном месте?

Легкая прохлада бодрила. Сергей дышал полной грудью, чувствуя прилив сил, какую-то необъяснимую радость, желание жить. Такого необычного состояния он не ощущал давно, только в детстве, когда просыпался с надеждой, что новый день принесет много чудес. А над ним уже склонялось любимое лицо мамы, и шелестели простые слова, смысл которых становился ему понятен только сейчас, здесь, в глухом ельнике, где он остался наедине с собой.

— Благослови, Господи! — шепотом произнес он, опустившись на колени и вдохнув живой запах земли.

…Света очнулась неожиданно, словно что-то толкнуло ее изнутри, почувствовав пробившиеся сквозь крохотное оконце лучи солнца. Она приподнялась на своем ложе из сена, оглядела серые, обитые кое-где железом стены подвала, спящих неподалеку женщин. Вспомнила все, что с ней произошло за последние дни. Но где она сейчас, кто эти женщины? Ее молодой организм боролся с лекарством, отторгал его, сознание возвращалось, а вместе с ним и ненависть к тем, кто пытается сломить ее волю, подчинить себе, покорить. Отец Назарий… Она подумала о нем без страха, лишь с отвращением, как о ползающем у ног таракане. Вот бы раздавить его каблуком! Но как выбраться отсюда?

Света тихонько поднялась, обошла все помещение, ощупывая руками стены, толкнула толстую деревянную дверь. Попыталась добраться до окошка, но оно было расположено слишком высоко. Сделала несколько глотков из кувшина — вода отдавала плесенью. Вцепившись в кровельный лист, державшийся на двух болтах, Света начала расшатывать его. Железо загромыхало, разбудив женщин. Они молча наблюдали за ней.

Наконец лист сорвался, полетел на пол.

— Чего ты хочешь? — спросила одна из женщин, моложе остальных.

— Разнести эту берлогу! — с вызовом ответила Света.

— Не получится. А ты кто?

— А вы? Где мы вообще находимся?

— Ну, ты, сестричка, совсем плохая. Мы — в сельской общине братства. А сейчас — в «хранилище».

— Как картошка, что ли? — попробовала пошутить Света. — Чтобы до зимы не испортилась?

— Так велел отец Назарий, — ответили ей.

— Козел рыжий!

— Тс-с! — испугались женщины. — Он все видит, все слышит… Не гневи его, а то еще хуже будет…

— Хватит! За что вас сюда упекли?

— Я от молитв отлынивала, — помолчав, ответила молодая.

— А мне мясного захотелось. Страсть как! Упросила одного парня принести колбаски — вот и попала, — пожаловалась другая.

— А я… Я книжку читала, Чехова.

— Тоже нельзя?

— Грех, грех все это, — почти хором отозвались все три женщины. — Искупить нужно вину, потому мы и здесь.

— Вместо того чтобы каяться, помогите лучше дверь подпереть. Может быть, выдавим?

Света была настроена очень решительно. Но никто из женщин ее не поддерживал. Наоборот, с каким-то страхом они еще дальше отодвинулись от нее.

— Ладно, — сказала Света. — Как же мне вас вразумить? Что же, вы всю жизнь хотите пробыть тварями, ползающими у ног отца Назария?

— А куда деться? — равнодушно ответила одна.

В этот момент за дверью послышались тяжелые шаги, а в замочной скважине заскрежетал ключ.

Время приближалось к полудню. Человек в смокинге, покусывая травинку, сидел на вершине холма, поглядывая на серую ленту Ярославского шоссе. Он выбрал удачное место для наблюдения — со стороны дороги его не было видно, только заросший бурьяном склон. Неподалеку, в березовой рощице, была укрыта помятая «Волга», там же, под сиденьем, лежал и пистолет генерала МВД. В этот час на трассе было мало машин, все они, не задерживаясь, проносились мимо дорожного столбика, на котором красной краской была выведена цифра 50 — столько километров оставалось до Москвы.

Приятели Днищева еще не появились, хотя встреча с Рендалем должна была состояться через час, если, конечно, она вообще произойдет. Сергей предполагал, что может случиться и другой вариант: например, нейролингвистическая программа — установка на передачу денег, заложенная Лешей Карпуньковым, — каким-то образом выпадет из подсознания, сотрется, или вступят в силу иные законы психики и Рендаль даже не вспомнит о назначенном времени. Но будет хуже, если вся эта психообработка вообще полетит к черту, даст обратный эффект, а хитрый эстонец приготовит им свой сюрприз, — тогда рыболовы сами попадут в сети. Вполне возможно, что место встречи уже тихо и незаметно оцепляется сотрудниками РУОПа. Вон вдоль дороги ковыляют два грибника с корзинами — не они ли?

«А-а!.. — махнул рукой Днищев. — Какая разница! Чай, за это дадут не больший срок, чем за Гуслярского и Кожухова». Мысли его снова вернулись к происшедшему на даче в Хотькове. В который раз он проанализировал всю ситуацию и пришел к выводу, что преступление было задумано классически. Выбраны две жертвы: Олег и он, обоих обвели вокруг пальца, только хозяин сыграл роль трупа по-настоящему, а ему выпала роль убийцы. Зарезали Кожухова несомненно одним из тех двух антикварных ножей, но другой нож предварительно был подсунут Сергею. Он был уверен, что и кровь на нем той же группы, а может быть, вообще была как-то взята у Олега. Во время анализов. Экспертиза определит, что Кожухов зарезан ножом Днищева, кроме того, там его отпечатки пальцев. Причина? Ссора в «Игларе» — свидетели имеются.

Днищев рисовал картину, которая наверняка привидится и следователю: Олег спускается вниз, в выставочный зал, за княжеской шапкой, дверь открыта (ключи обнаружились у Днищева), злоумышленник там, между ними вспыхивает конфликт, дальше все ясно. Убийца, сделав свое дело, выходит в сад и присоединяется к гостям (предварительно он спрятал нож под ковриком), а реликвию, как и говорил многоопытный генерал, перебрасывает сообщнику. Конечно, есть тут кое-какие натяжки, но был бы человек, а статья ему всегда найдется…

Но кто же настоящий убийца? Кто спускался по лестнице впереди Кожухова? Куда делась княжеская шапка? Сергей понимал, что, если он не докопается до ответов на эти вопросы, его никто не спасет. Он сам, своими силами должен найти убийцу, для чего все равно придется вернуться в Хотьково и побывать на даче Полины. Хорошо бы и ее застать там же. Уж она-то наверняка знает, кто убил ее мужа и куда делась злополучная шапка. Сергей пытался вспомнить последнюю фразу, произнесенную Кожуховым, и смех того человека — ему казалось, что он уже слышал его где-то, так смеялся кто-то из гостей, но память упорно отказывалась возвращаться к этой сцене, словно проскальзывая мимо. А потом внимание Днищева отвлек медленно проехавший по дороге милицейский «уазик».