Керен Певзнер - В поисках Голема

— Спасибо, пан Добиаш, вы мне очень помогли.

Ашер уже ждал меня в пассаже.

— Где твои приятели? — спросила я.

— Это не приятели, — нахмурился он, — это работодатели.

— Как Карни для меня?

— Примерно.

— Знаешь что, — я разозлилась, — мы сейчас присядем где-нибудь, и ты мне все расскажешь по-человечески. Я не хочу сидеть на прикупе в преферансе. Ты играешь в преферанс?

— Нет.

— Неважно. Просто там почти всегда все карты наружу. Вот я и хочу, чтобы ты открыл свои карты.

— Хорошо, — кивнул он, — я расскажу. Кстати, вот и погребок.

Погребок назывался «У черта». Перед входом стояла фигура толстого чертяки в натуральную величину с подносом в лапах. Хотя, интересно, какая у чертей натуральная величина? Я не удивилась бы, если бы улицу назвали «На Куличках», но вывески нигде не было. Так я и не узнала, где мы находимся.

Мы заказали по кружке пива и свинину на ребрышках. Нам принесли по кружке «Велкопоповицкого Козла», оказавшегося отменным на вкус.

— Ну… что скажешь, Ашер? Начинай.

— Все не так просто, Валерия. Здесь замешаны такие силы, что моей первой заботой было уберечь тебя, раз уж я не уберег Карни.

— А почему именно ты должен был ее беречь?

— Когда-то я любил ее. Да и потом наши судьбы нередко переплетались. Из-за нее я так до сих пор и не женился, а ведь мне уже сорок четыре года. Я любил ее всю свою жизнь. Но что я мог ей дать? Знаешь, говорят: «Если хочешь разорить друга — купи ему фотоаппарат». Это обо мне. Я фанатик фотодела — все свои свободные деньги вкладывал в фотооборудование. Чего у меня только нет. Одной цейсовской швейцарской оптики на несколько тысяч долларов. Можно сказать, что вся моя жизнь прошла в темной комнате под красным светом проявителя. Это только в последнее время я работаю фотокорреспондентом в газете, и то, потому что меня устроил Иосиф, а до этого я просто проявлял карточки в магазине и ретушировал старые фото.

Когда Карни вышла замуж, я перестал видеться с ней, но однажды она сама пришла ко мне в лабораторию и спросила, почему я избегаю встреч с ней. Я что-то промямлил, и она сказала, что ждет меня вечером на ужин. Я пришел и поразился: она жила очень богато и ничем не напоминала ту девчонку из бараков, которую я знал.

Иосиф принял меня тепло — усадил, стал расспрашивать, где я, чем занимаюсь. Я сказал, что работаю в фотолаборатории, выполняю заказы по ретушированию. Он спросил, могу ли я делать макросъемку. Я ответил, что могу, но у меня нет нужной техники, на что он сказал, что это не беда — он такую технику достанет. И предложил мне несколько тысяч шекелей за то, что я пересниму и напечатаю некоторые документы и забуду о том, что я сделал.

Естественно, я согласился — сумма, предложенная мне, показалась огромной. Я бы мог прикупить несколько новых объективов и фильтров. Выполнив работу, я передал отпечатки и пленку Иосифу, но та легкость, с которой я заработал огромные деньги, не выходила у меня из головы. И однажды, когда мне предложили купить цейсовское оборудование за треть стоимости, а у меня не было денег даже на это, я сам пошел к Иосифу и предложил свои услуги.

Маркс дал мне денег просто так, но я понимал, что я ему обязан. Поэтому, когда он попросил меня постеречь ночью возле одного дома и сфотографировать всех, кто туда входит, я, естественно, согласился.

А потом большинство тех, кого я сфотографировал, нашли застреленными. В газетах писали о войне мафиозных кланов, а я сидел в лаборатории и молился, просил прощения у тех, кого убили по моей наводке.

Иосиф каким-то образом понял и почувствовал мое состояние. Он извинился за то, что использовал меня втемную, объяснил, что те люди были бандиты, которых тщетно пыталась поймать полиция. Они были замешаны в продаже наркотиков, и жалеть их не надо. Конечно, он умолчал, что свято место пусто не бывает, и на смену бандитам из той стаи придут другие, но я уже крепко увяз.

Как ни странно меня оставили в покое. Вскоре мне представился случай перейти на работу в газету, и я уверен, что здесь не обошлось без Иосифа Маркса. Я продолжал бывать у него дома, даже снимал какие-то вечеринки, но больше подобных последствий не было.

А однажды он пригласил меня к себе в кабинет и сказал: «Ашер, я скоро умру. Не перечь мне, я это знаю, мое сердце превратилось в половую тряпку. Прошу тебя, позаботься о Карни. Я знаю, ты любишь ее, и моя смерть, наверняка, вас сблизит. Я записал на нее все свое имущество — она будет устроенной женщиной, но не богатой, потому что я не хочу доверить ей один документ. Она не сможет удержать его. Ты мужчина, у тебя получится. Он так же ценен, как и… — тут Иосиф запнулся, — как формула оживления Голема. Там, в Праге, на старом еврейском кладбище покоится главное богатство моего рода, и я назначаю тебя хранителем — бог не дал мне детей, а я знаю, что ты любишь Карни и не дашь ее в обиду».

Иосиф протянул мне незапечатанный конверт, я раскрыл его и увидел черновик того самого доклада, с которым ты выступала в обществе потомков бен-Бецалеля. Валерия, я ничего не понимаю! Или это насмешка, или старик сошел с ума и начал заговариваться, но сколько я ни сравнивал черновик с переписанным начисто докладом, я не нашел сколько бы то ни было серьезных разночтений. Так — несколько слов зачеркнуто, несколько добавлено. Да еще на полях рисунок пером целующихся голубков.

На этих словах я остановила Ашера:

— Где сейчас этот черновик?

— У нас в номере.

— Так пошли скорей, надо сверить!

Ашер расплатился и мы вышли из погребка «У черта».

По дороге я его спросила:

— Скажи, как ты мог? Не сказал мне ни слова, пропал, заставлял меня бегать, пригнувшись, и ничего не объяснял. Притащил меня к каким-то жутким старухам-лесбиянкам, которые предлагали мне волосатые кнедлики. А я даже не знаю адреса этого пансионата!

— Прости, Валерия, я не мог по-другому. Я не защитил Карни и подумал, что так смогу хотя бы тебя уберечь.

— Да ты понимаешь, что ты главный подозреваемый! Полиция всех опросила, только ты скрылся с места преступления. Разве так можно?

— Да, ты права, но я думал, что, будучи на свободе, сумею быстро отыскать убийцу, но пока ничего не выходит. Да еще одна смерть произошла.

— Пока мы не найдем убийцу, нам из Праги не выбраться. Так что давай вместе соображать, что к чему и, пожалуйста, рассказывай мне все, что ты знаешь, иначе будет трудно сориентироваться, — твердо сказала я.

Дверь нам открыла пани Димкова. На этот раз на ней была надета шляпка с колокольчиками.

— Ах! — она всплеснула руками. — Как вы поздно. Вепрево колено уже остыло.

— Спасибо, — ответила я ей, — мы уже поели в городе. Не хочется на ночь набивать живот.

— Жаль… — протянула она. — Мы с пани Непотршебовой так старались… Другие постояльцы хвалили. Пани Непотршебова будет сердиться.