Оксана Обухова - Дело толстых

— Пропали туфли Мальковой. Прямо из закрытого кабинета на первом этаже, — трагическим шепотом донесла Ляпунова. — Это странно?

— Пожалуй, — пробормотал Тарасов, но факт исчезновения туфель записывать не стал. — Что-нибудь еще?

— Машинистку уволили, а замену не ищут, говорят: «Век компьютеризации, сами справитесь». На мой взгляд, это очень странно.

— А почему уволили машинистку?

— Ой, извините! Ольга Малькова потом туфли за батареей нашла! Точно! Полдня бегала, искала, а потом сама нашла! — Мышь так возбудилась, словно Малькова за батареей нашла слиток золота.

— Так что же все-таки с машинисткой? — напомнил Тарасов.

— Она по собственному уволилась. Анька на вечернем юрфаке училась, в этом году диплом получила и сразу ушла в юридическую консультацию. Два месяца сами печатаем, — жалобно пискнула бухгалтерша.

В блокноте Тарасов записал: «Найти машинистку Аню и поговорить».

— Не подскажете, Ирина Владимировна, где сейчас Анна трудится?

— Подскажу. Через дорогу.

— Я имею в виду организацию.

— И я имею, — искренне удивилась Ляпунова, — через дорогу офис юридической консультации.

Спустя какое-то время, проведенное в непродуктивной беседе, Тарасов заметил, что мышь нетерпеливо ерзает по стулу и косится на стену. На стене были часы, на часах пять минут второго.

— У вас обед? — догадался Михаил Валерьевич.

— Очень кушать хочется, — подтвердила Ирина Владимировна.

Капитан Тарасов, неоднократно поенный чаем и даже кормленный бутербродами с икрой, об обеде, естественно, забыл. Валерыч распрощался с бухгалтерией «Гелиоса» и вышел на улицу искать дорогу. Как раньше успел заметить Михаил Валерьевич, рядом с офисом проходили три дороги. Старый особняк составлял одну сторону каре из четырех домов.

Покрутив головой, капитан увидел дремлющую на скамейке старушку и задал ей вопрос:

— Простите, пожалуйста, где находится юридическая консультация?

— Через дорогу, — сказала старушка. Но направление кивком указала.

…Марта Игоревна Гольдман стояла у окна своего кабинета и смотрела, как нелепый толстяк с кожаной папкой под мышкой пытается перебежать дорогу перед мчащимся маршрутным такси. Желтая «газель» скорости не сбавила, обругала неловкого пешехода гудком клаксона и, едва не дав пинка пыльным кузовом, ушла к обочине, подбирать голосующую дамочку. Капитан пропустил еще две машины — автомобилисты продолжали скандалить гудками и «крякалками», — кордебалетным па увернулся от троллейбуса и запрыгнул на тротуар с видом физкультурника, пробежавшего среднюю дистанцию.

Домино поморщилась и затушила сигарету в пепельнице, стоящей на подоконнике. Уже две недели это окно притягивало ее к себе, заставляло смотреть на улицу и ловить в череде проезжающих машин, в толпе пешеходов смутные очертания призрака из ее кошмарных снов.

Домино не боялась ни Бога, ни черта, ни привидений. Она боялась только человека. Одного. Живого и страшного. И несколько недель назад ей стало казаться, что этот человек — здесь. Мелькает под ее окном, бродит кругами и стягивает кольцо шагов, как петлю.

Марта смотрела на улицу, вспоминала прошлое и невольно становилась прежней. Она как будто чувствовала возле себя присутствие старых знакомых и становилась подобной им. Из лощеной преуспевающей дамы она превращалась в наглую девчонку, ботающую по фене, как заправский каторжанин.

Много воды утекло с тех пор. Но оказалось, копни поглубже — и позолота сползает с Марты Гольдман, как шелуха с пересохшей луковицы. Сползает и обнажает истинное нутро — подгнившее и остропахнущее.

…Несколько лет назад, во времена, когда старый Князь был еще жив, а Гольдмана еще и в помине не было, ее дважды пытались убить. И не просто дважды, а резко, нагло, в течение одной недели.

Домино сама раздразнила и получила этого врага. Как тупого кровожадного зверя, выманила из норы и заставила дать сдачи. И звали этого зверя — Сережа Нервный…

По сути своей Сережа был беспредельщиком, только-только, одним краешком, примкнувшим к ворам. Лишь год назад Нервный начал платить долю в общак, прислушиваться к мнению старших и придерживать своих отморозков на поводке. От тюрьмы Сережа не зарекался и в какой-то момент пришел к трезвой мысли — с ворами лучше дружить. Они зоны держат и там бал правят.

Подумал Сережа, подумал — и в один из таких просветленных моментов наведался к старому Князю. Тем более что обсудить им и без общака было что. Нервный давно делил территорию с крупным авторитетом Сивым, считал свои претензии обоснованными и пришел доложить смотрящему свое видение ситуации.

Вел себя Сережа (то ли по глупости, то ли по природной нервности) неадекватно и развязно — начал с приветствий и поклонов, потом задергался и стал беспричинно болтливым. Причем, похоже (тут уж только по глупости), решил Князя хорошим знанием фени поразить.

А старый законник относился к воровской речи как к музыке — фальшивая нота ему слух резала. Не любил Князь, когда в порожнем разговоре «свои» слова треплют. Об определенных вещах, считал Князь, можно говорить только в принятых выражениях, а в остальном разговоре нечего попусту «музыку» трепать. Тем более бойцу, оттрубившему по несерьезным статьям несерьезные срока, тем более в присутствии Князя. Не любил законник хвастунов да болтунов… Впрочем, кто их любит?

Сережа Нервный поляну не сек. Молчаливость вора принял за одобрение и хвост павлиний распустил пуще прежнего.

Домино тем вечером скромно сидела в уголочке и вроде как крестиком вышивала. Неизвестно по какой причине пяльцы в женских руках действовали на Князя умиротворяюще, он ласково поглядывал на «дочку» и жмурился сытым котом.

Но только не в тот день. В тот день Сережа Нервный так достал хвастовством хозяина дома, что даже тихий шелест перебираемых Домино ниток и нарочито громкое позвякивание наперстка о ножницы не помогали ему расслабиться. Князь угрюмо молчал, Сережа, видимо, считал, что это обычное, задумчивое выражение лица смотрящего, и изо всех сил старался произвести впечатление.

Вцепившись в повторенное Сережей несколько раз высказывание о каком-то «жирном карасе», Домино, не поднимая глаз от пяльцев, громко, словно бы в никуда, бросила:

— Чем больше рыбы икры мечут, тем больше ее погибает. А это, как известно, характерная черта низших организмов…

До конца шутку оценил только старый Князь. Сережа Нервный, в отличие от Домино, зубрившей когда-то биологию для поступления в медицинский колледж, данную науку по коридорам проходил. Лишь позже он свел воедино «икру мечут» (сиречь болтают) и намек на низшие организмы и догадался — его прилюдно макнули в дерьмо, а он не понял.