Оксана Обухова - Дело толстых

Вернули Сереже два года, навесили еще полтора за сопротивление властям и отправили в колонию для малолетних преступников с лихой кличкой — Сережа Писун.

Ох и досталось Сереже за такое погоняло от местных зубоскалов! За колючкой развлечений мало, любимая тема — новичков ломать да шутками козырять.

Полгода отважный Писун авторитет выправлял. Четыре выбитых зуба, три сломанных ребра, костяшки пальцев стали одной расплющенной кувалдой. Но дело того стоило. Как только беспредельщик Сережа возвращался из карцера, встречали его уже не прибаутками, а осторожным вопросом:

— Эй, парень, ты чё такой нервный?

Так и осталась за Сережей эта приставка — Нервный. Второй срок за угон машины Тихомиров уже с ней мотал.

А в характеристике, сопровождавшей его по зонам, появилась приписка: «Психика крайне неустойчива, болезненно реагирует на любое, даже случайно оброненное слово с оскорбительным подтекстом…»

С такой неустойчивой психикой — чудо, что Сережа ни разу на мокрухе не погорел. Примеров тому много было, да верные кореша как-то всегда и вовремя остановить успевали. В качестве наглядной иллюстрации может послужить такой случай: ехал как-то Сережа с тремя корешами на таксомоторе. Шофер, как им показалось, непомерную цену за проезд заломил, пацаны, разумеется, обиделись и, не заплатив, на выход двинули. На первый взгляд рядовой казус, с таких бойцов за проезд лишь каждый третий водила таксу получит. Облаяли парни шофера, по шее двинули — и ходу. Но, покидая салон автомобиля, чуткое Сережино ухо уловило, как таксист, опустив голову к рулю, тихонько буркнул: «Козлы».

Через мгновение Сережу, бегающего за таксистом по всему кварталу, ловили все три кореша. Косолапый коротышка таксист, визжа, перепуганным зайцем ломился по кустам. Следом за ним, рыкающий аки лев, ломился Сережа, облепленный корешами на манер трех смирительных рубашек. Смирительные рубашки громко матерились и пугали мирных граждан. Приехавшему позже наряду милиции было что послушать. Бабушки, выгуливавшие внуков, котов, собак и непосредственно себя, щедро поделились впечатлениями.

Таксист, кореша и Сережа к моменту приезда патруля благополучно разбежались в разные стороны.

Но смеяться над Нервным уже давно никто себе не позволял. От немедленной расправы Домино спасло не присутствие в комнате Князя, а то, что Нервный не смог сразу и достаточно в подтекст фразы въехать. Всю доскональную суть он понял позже, пожалуй уже за воротами дома смотрящего.

И от этого почувствовал себя униженным вдвое, — не только не ответил, а даже не понял. Дураком его сделали и на всеобщее обозрение выставили. Объемное слово «эвфемизм» ничего не говорило бывшему двоечнику Сереже Тихомирову.

Через несколько дней после разговора с Гудвином Марта отправилась в ночной клуб на дискотеку. Она давно перезнакомилась с подругами и сестрами приближенных Князя и чувствовала себя в их компании если не лидером, то, по крайней мере, человеком, к мнению которого прислушиваются. Гуляющие по городу слухи о ее родстве с авторитетом сделали свое дело, Марта стала персоной.

Но подруг не было. Близость к верхам имеет одну неприятную особенность: в присутствии Домино девицы придерживали языки — случайно вылетевшее слово могло достигнуть ушей Князя и, вырванное из контекста, нанести вред близкому мужчине.

От этой особой изоляции Марта не страдала. Она предпочитала, чтобы слушали ее (а может быть, слушались), и наслаждалась вниманием.

На ночных тусовках ореол «дочери Князя» охранял ее от домогательств подвыпивших кавалеров. Даже если самому кавалеру имя Князя ничего не говорило — ну, не местный я, пацаны, чего ж тут сделаешь! — поблизости всегда находился человек осведомленный и готовый оказать услугу.

Исключительное положение Марту устраивало. Титул «княжны» делал ее приключения острыми, волнующими и безнаказанными.

Может быть, потому и заигралась, не раз спрашивала себя позже Марта. Перестала чувствовать опасных людей (а в прежние времена нюх на кучку говна за соседним столиком отменным был) и оттого едва не погибла? Ведь случись любой из ее новых товарок перейти дорожку Сереже Нервному, перед нормальной девушкой вопрос бы не стоял. При данном раскладе каждая выбрала бы один-единственный ход — свалить из города и адреса даже маме не оставить.

Но Домино, видимо, заигралась. Когда каждое утро просыпаешься в доме, полном сильных, авторитетных мужчин, поневоле начинаешь подумывать о своей исключительности. Разговор с Гудвином ее напугал, посадил на пару дней под замок, а потом… потом Марте стало скучно.

И она отправилась проветриться.

На плясках в ночном дансинге улыбки и поклоны. Внимание, шустрые официанты ловят каждый жест. Марта оттянулась на славу, забыла страхи и печали и под утро, отстранив два предложения — одно на «утренний кофе у меня дома», другое «я вас провожу и, может быть…», — села в такси и отправилась спать.

Улица, на которой стоял дом Князя, была тупиком. В переулке со стороны шоссе неделю назад начали ремонт теплотрассы, дорогу перекопали, и подъезда к самому дому не стало. Шофер довез Марту до спящего у котлована экскаватора, получил таксу и, быстро развернувшись, умчался в ночь, ловить у ресторанов последних загулявших клиентов.

Домино, костеря ремонтников, перебралась по мосткам на невспаханную часть тротуара, отскребла о бордюр налипшую на подошвы туфель глину и, внимательно глядя под ноги, пошла к воротам дома.

Квартал, в котором поселился Князь, был застроен новыми каменными особняками (в их ряду самым показательно скромным было жилище смотрящего) и старыми двухэтажными сталинскими домами. Квартал густо зарос сиренью и рябиной, тенистые дворики давали приют многочисленному выпивающему люду с тощими кошельками, и, когда из одного из двориков наперерез Домино двинулась компания расхристанных юнцов, сильно она не испугалась. Много молодежи сидело по лавочкам скрытных двориков до самого утра.

Парни шли расслабленно, не качались и матерных песен не орали, но что-то в их походке насторожило Марту. Они явно надвигались на нее, и один, уже совершенно не скрываясь, сделал несколько шагов вправо, собираясь зайти ей за спину.

Марта замерла.

— Эй, пацаны… я Марта, дочка Князя…

Она не видела их лиц, лунный свет не давал достаточно освещения, но то, как парни отнеслись к предупреждению, и в темноте ясно показывало — отступать ребятки не собираются.

Подобного случая Марта в общем-то ждала и всегда опасалась. Если бы ее окружали взрослые или хотя бы слегка повзрослевшие парни, она легко смогла бы объяснить, кто есть кто, и имя Князя, как верительная грамота, дало бы ей неприкосновенность.