Сергей Черняев - Брат Солнца

- То есть…

- То есть – явка с повинной… Ему даже вопросов задавать не надо было – несколько часов без умолку все рассказывал и пересказывал. Один боялся оставаться. Теперь сидит.

- До сих пор?

- Ну а как… Конечно, до сих пор… И еще долго сидеть будет… Вот ведь… Десятками миллионов ворочал… А из-за пятиста тысяч двоих на тот свет отправил и себе жизнь сломал. Господи, что у человека в голове было?.. Ну как? Агата Кристи?

Артем молчал. У него было два рабочих состояния, - подъем, вдохновение, - когда на бумагу ложится все, что можно, и – режим рутинной работы, когда каждый кирпичик текста надо было осмыслить, рассмотреть со всех сторон, найти для него место. Вдохновения он не чувствовал. Сил методично работать над чисто детективным сюжетом с двумя отравлениями– тоже.

- Пока не знаю, – дипломатично сказал он. – На Агату Кристи действительно похоже, но в наших декорациях выглядит как-то… уродливо. Есть что-то отталкивающее… Безнадежное…

- Верно, есть. Мы не среди лордов, конечно, живем. У нас даже рантье приличного не сыскать. Я читал Агату Кристи. С точки зрения следствия… Ну… забавно почитать… Иногда думаешь – и откуда тут что берется? Этот сделал то, тот сделал это – безо всяких подтверждений... И путаницы много, - так в жизни не бывает. То есть бывает, но в другом. Обычно из двух-трех вариантов тяжело выбрать один. Да не из-за следствия ее читают, - а потому что – культура! Потому что интересно, как нормальные люди живут, кто такой джентельмен, и как они там за садиками ухаживают. А у нас что? У нас здесь в Трешкино – три колодца обвалилось, - и никому не надо ничего, у половины – скважины, а вторая половина – ходит, воду выпрашивает. А вот повалит ураганом электрические столбы, - как бывало, - где воду брать? В старице? Так она в ней как кофе - болотная. Или за полтора километра на Юрму по воду ходить?

- Да нет, - возразил Артем, - не только в этом дело. Она, конечно, мастер… Она пишет о человеческих отношениях, о том, какие бывают люди, а затягивает потому, что каждый персонаж постепенно раскрывается, и, в конце концов, каждого вывернут наизнанку и покажут, каков он изнутри. Это еще называется – открыть настоящие, истинные имена. Человек, читатель – он только этого и ждет, чтобы узнать, кто есть кто на самом деле. И при этом долго готов ждать – хоть пятьсот страниц!

- Да? Но ведь там много чисто английского, - например, все эти завтраки, файв’о’клоки, - не представляю, чтобы было интересно читать про то, как мы с тобой на веранде едим бутерброды или как Нинка Киселева квасит и с мужем ругается.

- Да это же - самое оно! Человек напивается, открывается его истинное лицо, – и дается истинное имя! – засмеялся Артем.

Бусыгин улыбнулся и сказал:

- Интересный ты товарищ, Артем… Меня вот уже лет пятнадцать ничего не удивляет, - все вроде идет одно к одному… Живу – и вроде как все знаю. А тебя слушаю, - все что-то новенькое. То у тебя следователь и писатель одним делом занимаются, то, понимаешь, у человека его истинное имя открывается с помощью алкоголя … Знаешь что, ты давай тут не кисни! Пиши! У тебя получится.

Анатолий Михайлович взял новый бутерброд, откусил и запил чаем. Артем в задумчивости смотрел на стол. Он чувствовал себя странно. Пожалуй, он мог бы написать детектив. Сюжет, вроде бы, подходящий. Издаться тоже можно – есть знакомые в паре издательств. Он бы и делом занялся и денег немножко бы заработал… Но… Все это как будто существовало помимо его, не касалось чего-то главного… Чем-то не тем он должен был заниматься…

- А наш случай? – вдруг вспомнил он.

Бусыгин допил чай и поставил чашку.

- Наш случай? – переспросил он.

- Да. Как вы его расследуете?

- Плохо расследую.

- Плохо?

- Плохо.

- Почему?

- Речь идет о жизни человека. Навряд ли, конечно, выстрел произойдет еще раз, но в ситуации нужно разбираться быстрее. А я что-то никуда не тороплюсь – у меня уже давно совсем другая, не следовательская жизнь. Самому ничего не охота… То Костьку вон пошлю куда-нибудь, то тебя вот попросил… Не жжет меня что-то изнутри, Артем… А за деньги – не работается…

- У вас есть метод?

- Метод? – удивленно переспросил Бусыгин. – Кое-чему меня научили, кое-что пришло с опытом… Описать это трудно… Это похоже на картину… Точнее, на пазлы. Есть много-много пазлов, многие из которых надо сначала отыскать. Потом складывать. Но не одну картинку – а несколько. Все время складывать и перекладывать. Пока все не сложится.

- Так какое оно все-таки – «Трешкинское дело»?

Анатолий Михайлович изучающе посмотрел на Артема.

- Понимаешь, Артем… Вот только что говорил Брезгуновым: есть такая статья – 161 УПК РФ, которая говорит, что сведения, полученные в результате расследования не подлежат разглашению.

Артем помрачнел.

- Не пугайся, - улыбнулся Бусыгин, – в ней есть пункт три: при необходимости следователь может сообщить средствам массовой информации то, что считает нужным. Это я уж так им сказал, чтоб осадить маленько. Трешкинское дело… Господи! И дела-то никакого толком нет… Как ты, наверное, уже знаешь, несколько дней тому назад депутат районного Совета Иван Николаевич Брезгунов по необходимости вышел ночью в туалет, точнее, в уборную. Была гроза. Через некоторое время произошел грозовой разряд: сверкнула молния, потом ударил гром. Видимо, в этот момент был произведен выстрел. Его никто не слышал. Но пуля прошила насквозь туалет депутата и пролетела в нескольких сантиметрах от его носа. Пулю найти не удалось. Отверстия в туалете экспертизе не подлежат: в одной стенке выбит сучок, в другой древесина хрупкая, след очень плохой. Следов засидки, сброса оружия, гильз – не обнаружено. Примерно в то же время около дома депутата маневрировал пьяный Куканов. Ну и еще… - усмехнулся Анатолий Михайлович, - Нинка Киселева, которая не то была в этот момент у продавщицы, – она на том конце деревни живет, – не то шла от нее с водкой, - видела, как «Господь послал в депутата стрелу огненную через Ангела своего».

- Ого! – воскликнул Артем.

- Вот именно: «ого»… Дальше… Если танцевать не от фактов, а от возможных мотивов… С точки зрения больших разборок этот выстрел никому не нужен. Брезгунов – депутат-декорация - управляемый, малоинициативный, выполняющий задания руководства. Стрелять – если что – будут не в него. С более-менее большими суммами денег он не связан, бизнеса у него нет, он никому ничего не должен. Тут тоже, похоже, искать нечего. По его работе на мебельной фабрике есть один пострадавший человек, - когда там зачищали место под Брезгунова, его сократили. Но он приключений не ищет, отомстить лично Брезгунову не собирается, - понимает, что вопрос тут не к нему. Что еще? Семья… Тут много конфликтов. Там все всеми недовольны. Елена Григорьевна, жена, недовольна тем, что супруг – птица невысокого полета, что его надо везде пропихивать. Скорее всего, это она приложила руку к тому, чтобы он стал депутатом. Сама она готова на многое – на месть, на интриги, на обман, даже на расправу в каком-то смысле. Но, скорее, на административную, чем на физическую. Сын умело притворяется великовозрастным раздолбаем, доит родителей. Он одновременно и презирает их, потому что они покупаются на все его штучки, - и гордится ими, потому что они занимают довольно приличное положение в обществе, - ну и он вместе с ними. Презирать и гордится – это, конечно, опасная смесь, но… Он очень от них зависим, они нужны ему. По крайней мере, до определенного момента. В общем, не семья, а клубок змей. Но ведь – живут! И дальше жить собираются.