Крис Юэн - Похождения в Амстердаме

Ван Зандт мне, само собой, лгал, но я не знал, какую долю в его рассказе составляла ложь. Конечно, следовало предположить, что его память, в силу возраста, могла давать сбои, но я не сомневался, что иной раз он лгал сознательно. Я не имел права обижаться на него, потому что и сам не обошелся без вранья; к тому же было ясно, что дело не во мне: эти выдумки он рассказывал всем подряд более десяти лет. Самое забавное, что вывести его на чистую воду не составляло труда. Ван Зандт утверждал, что в ночь убийства Роберта Волкерса было украдено всего лишь несколько дешевых камней — тех самых, которые потом нашли в квартире Майкла. Я и раньше не сомневался, что это полнейшая чушь, а Ван Зандт, пусть и невольно, подтвердил мою правоту. Он сказал, что компания располагала только одним хранилищем, куда каждый вечер возвращались все алмазы — ограненные, находящиеся в работе и ждущие своей очереди. А если так, то в распоряжении американца, когда он проник в хранилище, оказались абсолютно все камни — и дешевые, и дорогие.

Я вылез из ванны, вытерся, обмотал полотенце вокруг талии и босиком направился к письменному столу. Снял трубку, набрал телефон Резерфорда и, пока включился автоответчик, изучал свое отражение в стекле на фоне темных ветвей дерева, которое росло на берегу канала. Отражение чем-то напоминало беглеца из потустороннего мира. Оно подняло руку с растопыренными пальцами, помахало мне, но как-то неуверенно — видно, сомневаясь, что я вижу его. Я кисло улыбнулся, хотел уже что-то сказать, но мои мысли прервал звуковой сигнал автоответчика Резерфорда, и вместо того, чтобы беседовать с собственным отражением, я надиктовал короткое сообщение.

Утром звонок Резерфорда вырвал меня из глубокого сна. Мне снилось, что у меня выпали зубы, все до единого, и есть только один способ вернуть их на место: доставить к стоматологу в стакане кока-колы. Телефон зазвонил в тот момент, когда я со всех ног мчался к стоматологу, дорогу мне постоянно преграждали заторможенные, похожие на зомби пешеходы, а зубы шипели, растворяясь в коричневой газировке. Звон прорвался в сон, и я предпринял попытку ответить на звонок мобильника, продолжая продираться сквозь толпу. Но в итоге мой мозг вырвался из тумана сна, дал команду руке, и я, разом проснувшись, схватил телефонную трубку.

— Алле? — выдавил я с трудом и тут же провел языком по зубам, чтобы убедиться, что они никуда не делись.

— Это Резерфорд, — раздался знакомый голос. — Получил ваше сообщение. Надеюсь, звоню не слишком рано?

— Нормально. — Я приподнялся на локте, потер лицо рукой. — Я переписывал главу, которая никак меня не устраивала. Чем могу помочь?

— Разве не мне следует задать этот вопрос? Вы просили позвонить, как только я получу ваше сообщение.

— Да, конечно. — Я почесал затылок и подавил зевок. — Это точно. Извините, Резерфорд, с головой ушел в свой роман. Так какие у вас планы на это утро?

— Один момент, — сказал он, и я легко представил себе, как адвокат изучает страничку ежедневника. — Думаю, могу какое-то время провести с вами. О чем пойдет речь?

— Сделайте еще одно одолжение. Хочу снова прибегнуть к помощи вашей секретарши и, кроме того, надеюсь, что вы пойдете со мной на одну встречу.

— Вы про Нилса Ван Зандта?

— Нет, я думаю об охраннике, который дежурил в ту ночь, когда убили Роберта Волкерса. Вы говорили, что его фамилия — Рейкер.

— У вас есть адрес?

— Вот насчет этого как раз и придется обратиться к вашей секретарше. В моем телефонном справочнике его нет.

— Посмотрим, что мне удастся выяснить. Я перезвоню.

И он перезвонил — не прошло и часа. Я надеялся услышать другие новости. Как выяснила секретарша Резерфорда, нам не суждено было поговорить с Лауисом Рейкером, поскольку он уже два года как умер; вот почему я и не нашел в справочнике номера его телефона. Это был удар, потому что я не знал никого другого, кто бы находился на фабрике «Ван Зандт» во время ограбления. Однако Резерфорд подсластил пилюлю: секретарша нашла адрес матери охранника.

— Она живет в Аполлолане. Это старый район на юге.

— Вы сможете поехать со мной?

— Шанс на это есть, и очень большой, — ответил он с живостью, невозможной без участия шести тысяч евро.

Я встретился с Резерфордом перед одноэтажным домом из красного кирпича. Нижняя половина окон была заклеена тонированной пленкой, чтобы прохожие не могли заглянуть в дом. Такое решение я не мог не одобрить, но тут же обратил внимание на кошачий лаз у основания парадной двери. Его размеры навевали мысли о суперкоте величиной с немецкую овчарку. То есть любой взрослый чуть ниже среднего роста (о подростках я и не говорю), включая и вашего покорного слугу, мог без всяких проблем всунуть в лаз голову и руку, схватиться за пластмассовую ручку и открыть дверь изнутри. А на случай, если она заперта, ключи наверняка висят поблизости, дожидаясь, когда их используют по прямому назначению.

Но все это не имело никакого значения, потому что ничего авантюрного от меня не требовалось: предстояло всего лишь подойти к двери и нажать кнопку звонка. После чего подождать. Потом снова подождать.

Я посмотрел на Резерфорда.

— Вы уверены, что адрес правильный?

— Конечно. Но, может быть, сначала стоило позвонить по телефону?

— Возможно. — Я повернулся к двери, начал притоптывать.

— А почему еще раз не позвонить? — спросил Резерфорд.

— Вам не кажется, что это невежливо?

— При чем тут вежливость? Она могла не услышать.

Я кивнул, соглашаясь с ним.

— Вы правы. Рискну.

И рискнул. На этот раз жал кнопку дольше, чтобы уже не думать, что звонок могли не услышать. Когда отпустил, воцарилась такая неестественная тишина, что захотелось нажать кнопку звонка в третий раз, лишь бы хоть чем-то ее заполнить. Но вместо этого я сцепил руки за спиной, покачался на каблуках и стал разглядывать этот чертов кошачий лаз. Даже Резерфорд мог забраться в дом через него, а это говорило о многом. В конце концов голова у адвоката была с метеорологический зонд.

— Пожалуй, нам придется заглянуть сюда в другой раз. — Он приподнял округлые плечи.

— Возможно, вы и правы.

Но Резерфорд ошибся. Потому что, когда мы уже собрались уйти, за панелями матового стекла мелькнула тень, и я услышал, что в замке поворачивается ключ. Дверь открылась, и мы увидели женщину средних лет, которая держала тарелку с едой в одной руке и вилку в другой. На женщине был яркий фартук, седеющие волосы она завязала в конский хвост.

— Что? — спросила она, затянув «о» до бесконечности.

— Мы… — начал я и посмотрел на Резерфорда.

— Goedemorgen, [7] Доброе утро (нидерл.). — весело поздоровался он и продолжил в том же тоне. Я ничего не понимал, пока не услышал «Лауис Рейкер», после чего Резерфорд указал на меня, объяснил, что мы — «Engles», и, наконец, спросил, не говорит ли она на нашем языке.