Оса Ларссон - Черная тропа

Гунилла Петрини едва сдерживается. Похоже, она появилась в последний момент, как рыцарь, спасающий принцессу! Младший медперсонал!

— А вы не подумывали о том, чтобы отдать ее учиться искусству? — спрашивает она самым любезным голосом. — Правда, для Художественной академии она пока слишком юна, но есть другие учебные заведения, которые готовят к поступлению туда. Например, школа искусств Идун Ловен. Мы с директором старые друзья.

— Стокгольм, — произносит мать.

— Да, конечно, это огромный город, но я лично позабочусь о ней.

Гунилла Петрини неправильно истолковывает ее тон. В голосе матери слышится не тревога по поводу того, что маленькая Эстер поедет в большой город. В нем звучит ее собственная неприкаянность. Душная жизнь с семьей и детьми. Все ненаписанные картины, теснящиеся на дне души.

Поздно вечером они сидят за ужином с отцом и обо всем ему рассказывают.

— Само собой, они считают тебя экзотической личностью, — говорит мать, грохоча посудой. — Индийская девочка в лопарском костюме, которая рисует горы и северных оленей.

— Я не хочу туда ехать, — бормочет Эстер, словно пытаясь оправдаться в чем-то перед матерью, хотя сама не понимает, в чем именно.

— Еще как хочешь, — решительно отвечает мать.

Отец не произносит ни слова. Когда доходит до дела, все решает мать.

Анна-Мария Мелла и Свен-Эрик Стольнакке развернулись и поехали прочь от усадьбы Регла. В зеркале заднего вида Анна-Мария разглядела, как Микаэль Вик открыл ворота «Шевроле» с тонированными стеклами.

— Что это за типы, как ты думаешь? — спросила она. Произнеся эти слова, она вдруг поняла, что знает ответ. Спортивные ботинки, коллегиальные кивки между Микаэлем Виком и водителем «Шевроле». — Охрана, — сказала она Свену-Эрику. — Интересно, что у них там намечается.

— У них небось тоже есть свои встречи в верхах, — усмехнулся Свен-Эрик. — Но, в отличие от шведских политиков они держат при себе телохранителей.

Зазвонил телефон Анны-Марии, и Свен-Эрик ухватился за руль, пока она рылась в кармане. В трубке раздался голос Томми Рантакюрё.

— Телефонный патруль, — доложил он делано недовольным голосом.

Анна-Мария рассмеялась.

— По поводу того платежа, внесенного на счет Инны Ваттранг, — продолжал Томми. — Он был сделан из филиала SEB-банка на Хантверкарегатан. Есть один парень, который много раз звонил на личный телефон Инны Ваттранг с адреса, расположенного неподалеку.

— Пошли мне адрес эсэмэской, будь так добр. Свен-Эрик почему-то нервничает, когда я одновременно разговариваю по телефону, записываю адреса и веду машину. — Она ухмыльнулась, бросив взгляд на Свена-Эрика.

— Будет сделано, — отозвался Томми Рантакюрё. — Держи руль крепче.

Анна-Мария протянула свой телефон Свену-Эрику. Полминуты спустя пришло сообщение с фамилией и адресом.

— Мальте Габриэльссон, Норр Меларстранд, 34, — прочитал он.

— Едем прямо туда, — сказала Анна-Мария. — У нас все равно нет никаких других планов.

Спустя час десять минут полицейские стояли у двери дома по адресу Норр Меларстранд, 34 и ждали. Когда из подъезда вышла дама с собачкой, они воспользовались случаем, чтобы проскользнуть внутрь.

Свен-Эрик стал искать имя Мальте Габриэльссона в списке жильцов на доске информации. Анна-Мария огляделась. В подъезде было две двери, одна вела на улицу, вторая — во внутренний двор.

— Посмотри-ка, — сказала она, указывая в сторону двора.

Свен-Эрик тоже посмотрел туда, но не понял, что именно имела в виду коллега.

— У них там стоит контейнер для сбора макулатуры. Пошли! — Анна-Мария вышла во двор и принялась рыться среди пакетов с бумажными отходами. — В десятку! — воскликнула она через некоторое время, показывая журнал о гольфе с адресом и фамилией Мальте Габриэльссона. — Это пакет Габриэльссона.

Еще некоторое время она продолжала рыться среди бумаг и вскоре протянула Свену-Эрику конверт. На обороте кто-то написал список покупок.

— Молоко, горчица, мята… — прочел Свен-Эрик.

— Нет, ты посмотри на почерк — такой же, что и на квитанции о переводе денег. «Не за твое молчание».

Мальте Габриэльссон жил на третьем этаже. Они позвонили. Дверь приоткрылась. Мужчина лет шестидесяти в халате взглянул на них поверх цепочки.

— Мальте Габриэльссон? — спросила Анна-Мария.

— А в чем дело?

— Анна-Мария Мелла и Свен-Эрик Стольнакке, полиция Кируны. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов об Инне Ваттранг.

— Простите, но как вы вообще попали в подъезд? Ведь внизу домофон.

— Мы можем войти?

— Меня в чем-то подозревают?

— Вовсе нет, мы просто хотели…

— Дело в том, что я ужасно простужен и… очень плохо себя чувствую. Вам придется подождать с вопросами.

— Мы ненадолго… — начала было Анна-Мария, но прежде чем она успела договорить, Мальте Габриэльссон уже захлопнул дверь.

Анна-Мария прислонилась лбом к дверному косяку.

— Дай мне силы, — проговорила она. — Мне до чертиков надоело, что эти люди обращаются со мной, как со своими польскими уборщицами.

Женщина принялась остервенело барабанить в дверь.

— Откройте, черт подери! — прорычала она.

Приподняв крышку над щелью для газет, она крикнула в глубину квартиры:

— Мы расследуем убийство. Будь я на вашем месте, я бы предпочла поговорить с нами сейчас. Иначе я пошлю коллег в униформе к вам на работу, и они приведут вас на допрос в наручниках. Я постучусь ко всем вашим соседям и буду наводить справки о вас. Мне известно, что вы перевели Инне Ваттранг двести тысяч перед самой ее смертью, и я могу это доказать. На платежной квитанции ваш почерк. Я от вас так просто не отстану.

Дверь снова открылась, и Мальте Габриэльссон снял цепочку.

— Заходите, — сказал он, озирая подъезд.

Теперь он стал сама любезность — стоя в халате в прихожей, повесил их куртки на вешалки. Словно никогда не делал попытки отправить их восвояси.

— Желаете чего-нибудь? — спросил он, когда полицейские уселись в гостиной. — Я не мог сходить в магазин, поскольку сильно простужен, но, может быть, чаю или кофе?

Диван был белый, ковер белый, стены белые. Только большие абстрактные картины маслом отличались яркими красками. Квартира была большая и светлая — высокие потолки, огромные окна. Каждая вещь лежала на своем месте. На табличке у входной двери красовалось только его имя. Стало быть, в этой почти стерильно чистой квартире жил он один.

— Нет, спасибо, — ответила Анна-Мария Мелла. Затем она сразу перешла к делу: — «Не за твое молчание» — что это за сумма?

Мальте Габриэльссон выудил из кармана халата скомканный носовой платок и осторожно провел им по своему носу с покрасневшими от частого сморкания крыльями. Анна-Мария похолодела при мысли, что ей пришлось бы взять в руки этот напичканный микробами платок и положить его в стиральную машину.