Оса Ларссон - Черная тропа

Но Инна! Уж она-то делала все или почти все. Достаточно взглянуть на нее сейчас. Так что же с ней случилось?

Дидди спрашивает ее об этом.

— Что это с тобой? — говорит он. — Неужели тебя теперь заводит только какое-нибудь извращение? Неужели тебя надо сначала побить, как последнюю амфетаминовую проститутку?

— Ну хватит, — говорит она усталым голосом.

Но Дидди в отчаянии. Он чувствует, что теряет ее — или, возможно, уже потерял. Она улетела от него в мир, населенный вонючими пожилыми мужчинами со странными пристрастиями, он видит перед собой огромные обшарпанные квартиры в дорогих кварталах европейских столиц. В больших ваннах повис запах гнили из канализации. Тяжелые пыльные занавеси на окнах спален всегда опущены, закрывая дневной свет.

— Что у тебя с этими омерзительными старыми мужиками? — произносит он, намеренно вкладывая в свой тон оттенок отвращения.

— Прекрати!

— Никогда не забуду — когда тебе было двенадцать лет…

— Прекрати! Прекрати немедленно!

Инна встает. Лекарства и наркотик убаюкали боль в ее теле. Она падает на колени рядом с Дидди, берет его за подбородок и с сочувствием смотрит в лицо. Гладит по волосам. Утешает, произнося самым мягким голосом ужасные слова:

— Ты утратил это. Оно ушло. Ты уже не мальчик. Как грустно! Жена, ребенок, дом, ужины с другими парами, приглашения на загородные дачи — все это так тебя украшает. Но твои волосы начинают редеть. Твоя длинная челка смотрится смешно. Скоро тебе придется зачесывать ее поверх лысины. Поэтому тебе теперь все время нужны деньги? Как ты сам не замечаешь? Раньше тебе все доставалось бесплатно. Тебя приглашали в компании, угощали кокаином. Теперь ты стал покупателем.

Она встает, снова затягивается.

— Откуда у тебя деньги? Сколько там у тебя зарплата — восемьдесят тысяч в месяц? Я знаю, что ты получал доходы за спиной у компании. Когда «Квебек Инвест» продавал свою долю, и котировки «Нортерн Эксплорер» упали. Я знаю, что это ты спровоцировал эту ситуацию. Мне позвонил журналист из «СДН» и задал кучу вопросов. Маури будет в бешенстве, если узнает. Просто в бешенстве!

Дидди чуть не плачет. Как такое вышло? Почему в их отношениях с Инной такая трещина?

Более всего ему хочется сейчас развернуться и уйти. И вместе с тем Дидди боится это сделать. Ему почему-то кажется, что если он уйдет сейчас, то уже не сможет больше вернуться.

Они всегда обходились без веры, он и Инна. Не то чтобы совсем ни во что не верили — просто не позволяли никому отягощать их. Люди приходят и уходят. Открываешь им душу, а потом отпускаешь, когда настает момент. А он всегда настает — рано или поздно. Но Дидди всегда казалось, что они с Инной — исключение из общего правила. Если мама, озабоченная деньгами и социальным положением, всегда была для него лишь видимостью, бумажной декорацией, то Инна оставалась самой что ни на есть настоящей.

Теперь Дидди понимает, что он не исключение. Он оторвался от сестры. И она спокойно позволила этому произойти.

— Уходи, пожалуйста, — говорит Инна самым дружелюбным тоном, каким могла бы обратиться к любому — мягко и по-дружески. — Мы поговорим об этом завтра.

Он кивает светловолосой головой. Чувствует, как редеющая челка бьется о лоб. Ни о чем они завтра не будут разговаривать. Все сказано. Все позади.

Дидди кивает головой всю дорогу вниз по лестнице, через лужайку, сквозь тьму до самого дома, где его ждут жена и маленький сын.

Ульрика встречает его в дверях вопросом:

— Ну, как она?

Маленький принц спит, и Ульрика прижимается к Дидди. Он заставляет себя обнять жену. Поверх ее головы он видит собственное лицо, отраженное зеркалом в золотой оправе — и не узнает того, кто смотрит на него. Кожа — как маска, оторвавшаяся от точек приклеивания.

И Инна знает про эту историю с «Квебек Инвест». Это плохо, очень плохо. Что она там сказала? Что ей звонил журналист с «СДН» и задавал вопросы?

Инна лежит на кровати, прижав мокрое полотенце к носу, из которого снова сочится кровь. И вновь она слышит, как дверь на первом этаже открывается и закрывается. На этот раз — голос Маури.

— Алло!

Инна мысленно издает стон. Она не в состоянии объясняться. Да и не собирается этого делать. Не в состоянии запретить им звонить в полицию и вызывать врача.

Маури, во всяком случае, стучится. Он стучится сперва во входную дверь, потом по косяку двери, уже стоя в холле и окликая ее. Похоже, он готов постучать и по перилам лестницы, выкрикивая, что сейчас поднимется. И еще раз стучится в открытую дверь спальни, прежде чем осторожно заглянуть внутрь.

Маури смотрит на ее распухшее лицо, на ее разбитую губу, синяки у нее на запястьях и спрашивает:

— Ты сможешь все это запудрить, как ты думаешь? Мне нужно, чтобы ты поехала со мной завтра в Кампалу на встречу с министром экономики.

Тут Инна начинает смеяться. Она совершенно в восторге от того, что Маури изображает хладнокровие и сохраняет хорошую мину при плохой игре.

Когда третьего декабря Инна и Маури вылезают из самолета, снабженного кондиционером, жара и влага ударяют им в лицо, как воздушная подушка в автомобиле. Пот стекает по ним ручьями. В такси нет кондиционера, а сиденья обтянуты искусственной кожей — вскоре спины у них насквозь промокли от пота, они стараются сидеть то на одной, то на другой ягодице, чтобы уменьшить контакт с сиденьем. Таксист обмахивается огромным веером и, нисколько не смущаясь, подпевает песням, льющимся из радио. Движение хаотично, то и дело машина останавливается в пробках, и тогда водитель вывешивается в окно и болтает с другими таксистами или делает знаки детишкам, которые возникают как по волшебству, пытаясь что-то продать или просто держа перед собой раскрытую ладонь. «Мисс!» — говорят они, умоляюще стуча в окошко Инны. Она и Маури сидят на заднем сиденье с поднятыми окнами и потеют, как звери.

Маури зол, их должны были встретить в аэропорту, но, не обнаружив встречающих, они вынуждены были взять такси. В прошлый раз, будучи в Кампале, он видел огромные зеленые парки, холмы вокруг города. Сейчас он видит только марабу с их омерзительными красными шейными мешками, толпящихся на крышах домов.

В здании правительства работает кондиционер, температура поддерживается на уровне двадцати двух градусов, так что Инна и Маури в своей мокрой одежде сразу начинают мерзнуть. Секретарь проводит их внутрь, и едва они успевают подняться по широкой мраморной лестнице с красным ковром и перилами из черного дерева, как навстречу им выходит министр экономики. Это женщина лет шестидесяти с широкими бедрами. На ней темно-синий деловой костюм, волосы выпрямлены специальными щипцами и заколоты на затылке. Черные туфли поношены, под выделанной кожей проступают очертания пальцев ног. Она пожимает им руки, смеясь и весело разговаривая, кладет свою левую руку поверх их ладоней. По пути в свой кабинет спрашивает, как прошла поездка и какая погода в Швеции. Предлагает сесть и наливает чай со льдом.