Дик Фрэнсис - Рама для картины

Дональд Стюарт…

Вычеркнуто.

На каждой странице — по три колонки, широкая посередине и две узкие по краям. В левой узкой колонке — даты, а в средней — имена и адреса. В правой узкой — против каждого имени короткий ряд каких-то, на первый взгляд, случайных букв и цифр. Например, против имени и адреса Дональда стояло ММ3109Т, и это не было вычеркнуто вместе с именем. Может, инвентарный номер, подумал я, по которому можно определить, какую картину он купил…

Пробежал глазами по всем зачеркнутым именам в английском разделе. Имени Мейзи Метьюс не было. Что за черт? Почему?

Быстро перелистал документы. Насколько мог понять, иностранные покупатели — в основном — из англоязычных стран. Вычеркнутые фамилии составляли треть всего списка. Если каждое вычеркивание ограбление, то их было сотни.

Снизу обнаружил второй список. В нем, как и в первом, стране отводились отдельные страницы. Только он показался мне гораздо короче.

Англия.

Где-то в середине списка взгляд мой споткнулся…

Миссис Метьюс, Трежер Холм, Уорсинг, Сассекс.

Вычеркнуто.

Меня бросило в дрожь. Похоже, что дата слева — это день, когда Мейзи купила свою картину. Цифры в правой колонке не вычеркнуты — БМС29. Отложил бумаги, минут пять просидел, тупо уставившись в стену и соображая что к чему. Первое и последнее, что понял: мне надо очень много всего успеть до возвращения Джика и Сары с бегов. И еще подумал — внутренний голос иногда ошибается.

На кровати лежала большущая папка, так взбудоражившая Джика в галерее. Открыл ее, стал изучать. И обалдел, увидев несколько упрощенных контурных рисунков наподобие того, что раскрашивал малый в Художественном центре. На ровном белом холсте — эскизы картин в полную величину, четкие и аккуратные, как чертежи.

Их было семь, на всех — лошади. Поскольку эскизы черно-белые, не мог судить с полной уверенностью, но похоже, что три Маннингса, два — Рауля Милле, а еще два… Конские силуэты, написанные в духе старых мастеров… Это не Стаббс, все его картины хорошо известны, может, Херринг? Херринг, подумал я, кивая сам себе.

К одному из холстов обычной скрепкой был приколот небольшой клочок бумаги — памятка, написанная от руки! «Не забудьте отправить оригинал. Узнайте еще, какой палитрой он пользовался, если есть какие-то отличия от обычной».

Снова посмотрел на те три совершенно одинаковые и уже законченные картины, которые мы взяли. Да, все работы на деревянных подрамниках писались по одному трафарету. Холстина тоже одной выработки и качества. Технический уровень исполнения такой, что не придерешься. Действительно очень похожи на настоящего Маннингса. А уж после того, как их покроют лаком, — вообще не отличишь. Но пока не высохли. Разные краски сохнут по-разному. Время высыхания еще зависит от количества использованной олифы или скипидара. Но все-таки примерно определить, когда они были закончены, можно: три-шесть дней назад. Должно быть, их писали одновременно. Конвейер. Серийное производство: красная шляпа, красная шляпа, еще красная шляпа… Правильно, экономили время и краски.

Все три картины написаны очень добросовестно, очень точно. Никакой небрежности. Никакой торопливости. Детали выписаны так же дотошно, как и на копиях Милле в Алис-Спрингсе. Я понимал, что только теперь могу оценить Харли Ренбо по достоинству.

Все три картины были абсолютно законными — в изготовлении копий вообще ничего противозаконного нет. Разумеется, если их не пытаются продать за оригинал.

Поразмышлял над этим еще немножко, а потом начал действовать.

Когда часом позже спустился вниз, служащие «Хилтона» были сама любезность. Разумеется, они могут выполнить любую мою просьбу. Конечно, могу воспользоваться фотокопировальной машиной — сюда, пожалуйста. Да, конечно, могу оплатить свой счет сейчас, а уехать позже.

Поблагодарил за прекрасное обслуживание.

— Очень были рады вам помочь, — ответили мне. Как ни странно, они говорили это искренне.

Поднявшись снова в номер, в ожидании Джика с Сарой собрал свои вещи. Потом, сняв пиджак и рубашку, обмотался, как сумел, бинтами, соорудил нечто похожее на то, что мне сделали в Алис-Спрингсе. Рука теперь была привязана к груди. Что говорить, так было гораздо лучше: она болела, когда болталась сама по себе. Застегнул рубашку поверх бантов и прикинул: если на дорогах пробки, Джик еще не выбрался с ипподрома.

У меня уже начинался легкий мандраж, да и чувствовал себя все-таки погано. Но приготовился ждать. Ожидание продлилось ровно пять минут. Телефон, стоявший у кровати, зазвонил. Снял трубку.

Голос Джика звучал жестко и властно.

— Чарльз, спустись к нам сейчас же.

— Да, но… — сказал я неуверенно. — Что-то важное?

— Слушай, ты, окись хрома хренова! — взорвался он. — Ты хоть что-нибудь умеешь делать без возражений?

— Дай мне десять минут. Мне нужно всего десять минут. Я… только что принял душ, без штанов.

— Спасибо, Чарльз. — И вырубился.

Время пошло, а в башке было пусто, вертелись одни только любимые ругательства Джика. Да уж, если нагл когда-нибудь и была нужна божья помощь, так это теперь. Справившись с тошнотворным приступом ужаса, схватил аппарат и стал названивать по внутренним телефонам.

— Вы не могли бы прямо сейчас прислать в номер семнадцать-одиннадцать носильщика за вещами мистера Кассаветса?

— Пожалуйста, срочно пришлите кого-нибудь в номер семнадцать-одиннадцать. Нужно убрать, мистеру Кассаветсу было плохо…

— Будьте любезны, срочно пришлите медсестру в номер семнадцать-одиннадцать, у мистера Кассаветса ужасные боли…

— Пришлите, пожалуйста, четыре бутылки вашего лучшего шампанского и десять бокалов в номер семнадцать-одиннадцать, поскорее…

— Пожалуйста, принесите кофе на троих в номер семнадцать-одиннадцать, прямо сейчас.

— Электрик? В номере семнадцать-одиннадцать полетели все пробки, приходите побыстрее, пожалуйста.

— У нас из ванной хлещет вода, срочно пришлите к нам водопроводчика, пожалуйста.

Ну, кто там у них еще? Пробежал глазами перечень возможных услуг. Пожалуй, педикюршу, парикмахера, массажистку, секретаршу и гладильщицу срочно не вызывают… А вот телевизионный мастер — почему бы нет?

— Будьте добры, не зайдете посмотреть, что с телевизором в номере семнадцать-одиннадцать? У него пошел дым из задней стенки, пахнет паленым…

Сработает, подумал я. Сделал еще один, последний, звонок — вызвал к себе носильщика.

— Сейчас придет, — ответили мне.

— Даю десять долларов на чай, если через пять минут сумки будут в холле.

— Какие сложности! — радостно заверил меня приятный австралийский голос. — Он уже идет.

Оставил носильщику дверь нараспашку, спустился на лифте на два этажа вниз — на семнадцатый. Просторный коридор рядом с комнатой Джика и Сары был еще пуст. Никакой сутолоки там не было.