Алекс Норк - Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали

Дядя вдруг хмыкнул:

— Ха, а перстень исчез? Знакомо, знакомо.

Хозяин не нашел здесь смешного.

И выяснилось окончательно: господин Инеску возмутился очень — он перстень вот только положил на стойку — и сам, сам потребовал вызвать полицию, чтоб обыскала его и этим сняла подозрения.

А далее пристав уже сообщил, что в участке его обыскали до нитки, господин этот помогал всячески и без принуждения догола разделся.

— Так, теперь не будем время терять, — сказал дядя, вид он приобрел сосредоточенный. — Когда Инеску ушел из участка?

— Да минут пятнадцать назад отпустили.

— Адрес проживания у вас имеется?

— Имеется. И проверили — помощник мой на коляске его домой отвез, у дворника удостоверился.

— А когда, — дядя обратился к хозяину, — исчез перстень?

Тот и приказчик вынули часы и оба подтвердили — около часа назад.

— Вот теперь вспоминайте, что происходило в течение этого часа — кто заходил, что делал?

Оба, взглянув друг на друга, замотали головами:

— Никого просто и не было, — сказал хозяин.

Однако приказчик, похоже, о чем-то вспомнил.

— Девочка, как раз перед приходом господина пристава.

Хозяин досадливо махнул рукой, но дядя очень заинтересовался:

— Какая-какая девочка?

— А маленькая, с гувернанткой. Расплакалась — горшочек с гортензией ей, вишь, понравился на нашем подоконнике. «Купи-купи», — требует у гувернантки.

— Мы так отдали, — морщится хозяин, желая отделаться от пустяка.

— Дрожки ваши здесь, господин пристав?

— Тут рядом.

— Где живет Инеску?

— А в Колокольном.

— Срочно туда, Срочно!

Пристав сам управляет, гонит лошадь и загодя кричит вперед, чтобы освобождали дорогу.

Вот уж миновали Цветной бульвар, въехали в широкий переулок, дорога пошла на подъем, но сильная лошадь почти не убавила хода.

Здесь меньше людей на пути... и впереди высаживаются с извозчика девушка и маленькая девочка.

Девушка берет с сиденья горшок с цветком.

Они направляются в проулок между домами.

Пристав хлещет лошадь.

Девочка присядает на мостовой, что-то привлекло ее любопытство.

— Фу, попались, — облегченно вздыхает дядя.

Старшая торопит ее, они начинают двигаться вглубь, но мы уже выскакиваем на тротуар.

— Сударыня, сударыня! Да, я вам.

Девушка остановилась к нам в пол оборота, ее взгляд перешел на пристава, в глазах мелькнуло беспокойство.

Теперь мы рядом.

Ребенок смотрит с любопытством, приоткрыв рот, на вид девочке лет шесть.

Горшок с гортензией в руках у девушки, она перекладывает его в дальнюю от нас руку.

Лицо у нее южное, смуглое, глубоко посаженные темные глаза и удлиненный носик.

Дядя обращается не к ней, а к ребенку:

— Ты любишь цветы, да?

— Да-а.

— А знаешь, что сделаем, — дядя достает три рубля, — вот на эту денежку ты купишь себе два таких горшочка и очень-очень много конфет.

Он протягивает бумажку и маленькая ручонка неуверенно, но берет.

Ребенок уже немножко понимает про деньги, и что ему, правда, дают немаленькое богатство.

— Поменяемся, да? А я возьму себе горшочек.

Девочка согласно, она уверенно кивает.

Пристав подходит и без всяких церемоний забирает горшок — та не сопротивляется.

— Вы кем приходитесь господину Инеску? — спрашивает ее дядя.

Та молчит, смотрит в сторону... с усилием сглатывает.

— Ладно, передайте ему — пусть готовится к отъезду на родину. Завтра получит предписание.

Мы поворачиваемся и идем к дрожкам, я на ходу обернулся и помахал ребенку рукой, мне радостно ответили тем же.

Дядя почти торжественно вносит горшок в магазин, сзади мы с приставом.

— Вот вам ваш цветочек, господа. А теперь поковыряйте землю вокруг ножичком.

Взяв горшок, приказчик уходит с ним куда-то за занавеску.

Хозяин взглядывает на нас недоверчиво, затем идет к двери и вешает табличку «Закрыто», почти тут же за занавеской слышен возглас, сразу появляется и приказчик с поднятой рукой — между большим и указательным пальцами перстень.

Хозяин, охая, берется за сердце.

Пристав спешно сажает его на стул.

— Не оригинальный прием, — начинает дядя, — в Чикаго как-то заходит барышня с горшочком цветов, смотрит серебряные недорогие браслеты, один ей ужасно нравится, но денег нет с собой. Просит отложить для нее браслет, через час она будет с деньгами. И выпархивает. Горшок с цветочком забыла. Дальше всё развивается в точности как у вас с дорогим перстнем, а скоро является барышня с деньгами за браслет и, ох, горшочек она забыла. На нее почти не обращают внимания. Вам лучше, полегче дышится?

Хозяину, действительно, лучше; спрашивает — чем может отблагодарить.

— Напишите на генерал-губернатора благодарственное письмо за раскрытие преступления сотрудниками генерала Казанцева. А мы не гордые, неправда ли, Серж?

Только ступили за порог магазина, дядя озабоченно произнес:

— Что-то ужас как пельменей хочется. Моя нянька говорила не ужас, а «ужасть» — по-моему, это выразительнее. Так вот, ужасть как пельменей хочется. Где у нас трактир сибирского наклонения?

— Кажется, на Пречистенке, или где-то неподалеку.

— Едем без промедления!

Вскоре я узнал от Казанцева, каким образом высылают людей, не уличенных в совершении преступления.

«Вот, о конституции поговаривают, дескать, неограниченная монархия нехороша. Оно, возможно, и так, только монархия у нас сверху донизу. И молдаванина этого я выслал по месту жительства собственным распоряжением — на два года безвыездно под наблюденье полиции. А при конституции какая б была канитель».

Там на банкете узнал я очень интересные сведения по первому в России уголовному убийству на заказ. Именно уголовному по своему характеру, так как до этого всякую знать убивали «высшим» приказом официально вполне, иногда тайно, как Петр своего сына, объявленного потом просто умершим; травили в средневековье, подобно и всей Европе, но это было, что называют, «в традициях». Здесь же случай совсем особенный.

В 1806 г. при выходе из театра получил удар вбок кинжалом кавалергард Алексей Охотников. Били на поражение, но смерть наступила не сразу, а позже от заражения. На похороны приехала, не стесняясь, Императрица Елизавета Алексеевна — беременная от своего бывшего любовника Охотникова. Все всё знали, и Император Александр I, в том числе.

Елизавета, которая в 14 лет вышла за 16-летнего Александра, уже скоро обнаружила измены мужа, а через три года он стал в открытую жить с Марией Нарышкиной, женой своего друга Дмитрия Нарышкина. Дмитрий относился к этому совершенно флегматично, и как-то на вопрос Александра — «Как жена, как дети» спокойно переспросил: «Мои или ваши дети?» У Марии Нарышкиной от Александра было трое детей. Причем история началась году в 1798-м, когда Александр был еще только Наследником и до гибели Императора Павла оставалось три года.