Мэтью Кляйн - Афера

Официантка приносит нам по пинте пива. Мы чокаемся, и я говорю:

— Очень рад тебя видеть, Тоби.

— Я тоже, пап.

Я отпиваю из кружки.

Тоби тоже пьет. Не особенно аккуратно, большими глотками, не отрываясь. Когда в кружке остается четверть пинты, он ставит ее на стол, довольно восклицая:

— Эх!

— Может, у меня переночуешь? — предлагаю я.

Тоби склоняет голову, удивленно глядя на меня. На мгновение у меня возникает ощущение, что я зашел слишком далеко и давлю на сына. Но он отвечает:

— Знаешь, на самом деле я хотел попросить тебя приютить меня на какое-то время.

— Приютить? — удивляюсь я. — Конечно, буду только рад.

Я поднимаю кружку. Пытаюсь отпить пива. Не хочу, чтобы Тоби показалось, будто я на него давлю. Надо успокоиться. Раз, два, три — считаю я про себя. Хорошо. Теперь можно.

— И как долго ты сможешь пробыть у меня?

— Не знаю. Пока все не уляжется.

— Понятно, — довольно улыбаюсь я.

Я жду от него объяснений, что именно должно улечься. Но Тоби молча потягивает остатки пива и разглядывает студенток внизу. Допив остатки пенного напитка, он отодвигает кружку в центр стола.

— Не отставай, — говорит он. — Допивай.

Я пью. Поняв, что сам Тоби ничего не собирается рассказывать о своих злоключениях, спрашиваю:

— Так что там у тебя стряслось? От кого тебе надо спрятаться?

— Да ничего особенного. Не бери в голову.

Я уже вижу, как пройдут следующие месяцев шесть: Тоби лежит на полу посреди комнаты в спальном мешке, позади него валяются пустые пивные бутылки, а я по три раза за ночь встаю в туалет, и мне постоянно приходится через него перешагивать.

— Но все же, Тоби?

— Ну, похоже, я сделал ошибку.

Я киваю. Жду. Раз, два, три… Теперь можно.

— Какую ошибку?

— Знаешь, как я зарабатывал на тотализаторе? Деньги лопатой загребал. За один футбольный сезон сделал штук десять, наверное.

— Я не знал об этом.

— Мы, в общем, не особенно часто разговариваем.

Тоби машет рукой, пытаясь привлечь внимание официантки. Добившись своего, он поднимает пустую кружку и два пальца. Затем, на случай, если официантка не поняла, показывает на меня и на себя пальцем.

Повернувшись обратно ко мне, сын продолжает:

— В общем, все шло прекрасно. Я был в этом деле как рыба в воде. А потом я сделал пару крупных ставок.

— Насколько крупных?

— На самом деле, — объясняет он, пропуская мой вопрос мимо ушей, — мне даже не пришлось ставить, не пришлось вносить деньги. Все знали, что я смогу расплатиться.

Тоби бросает на меня гордый взгляд, как будто меня это должно впечатлить.

— Сколько ты проиграл?

— Ну, дело не в том, сколько проигрываешь, — неожиданно тихим голосом отвечает он.

Тоби наклоняется в мою сторону, не сводя с меня взгляда. Он сейчас держится, как серьезный человек. Никогда его таким не видел. Он такой… взрослый. Не веди мы сейчас разговор о его долгах, я бы им гордился.

— Если не можешь расплатиться с долгом по ставке, — объясняет Тоби, — тебе разрешают взять в долг и сделать еще одну ставку. Если выигрываешь, отдаешь все деньги.

— Но этого не произошло, — догадываюсь я.

— Да, — кивает он. — Не произошло.

— Сколько ты должен?

Появляется официантка с двумя кружками пива. У меня первая еще полная. Девушка ставит пиво и забирает пустую кружку Тоби.

— Не хотите попробовать одно из наших фирменных блюд? — радостно восклицает она. — У нас есть потрясающие куриные крылышки.

— Куриные крылышки? — переспрашивает Тоби, вдруг воодушевившись как ребенок. — Звучит неплохо, а?

— Принести? — спрашивает официантка.

Тоби глядит на меня.

— Пап, я умираю с голоду. Ты не против, если я их закажу?

Он спрашивает не о том, хочу ли я тоже попробовать крылышки, а о том, готов ли я расплатиться по счету.

— Нет. Конечно, не против.

— Что-нибудь еще? — интересуется официантка.

— Пока все, — отвечаю я.

Официантка кивает и исчезает. Я жду от Тоби продолжения рассказа про долг. Но он разглядывает женщин в кафе.

— Тоби, сколько ты должен? — возвращаюсь я к нашей теме.

На мгновение у сына вдруг делается такой вид, будто он не понимает, о чем я. Затем вспоминает. Собравшись, он вцепляется в кресло и отвечает:

— Шестьдесят.

— Шестьдесят тысяч долларов?

Тоби пожимает плечами и изображает улыбку из серии «Ну что ж теперь поделаешь?».

— Кому ты задолжал?

— Ну, тем парням. Я же говорил, они мне доверяли.

— Тоби!

— По-моему, они бандиты. Я брал деньги у Сереги Костоправа.

— Костоправа? Он врач?

— Нет, фамилия такая.

— Никогда про него не слышал.

— А откуда тебе про него знать? Ах да, конечно. — Тоби делает вид, будто его осенило. — Ты же у нас маститый преступник. Аферист, превратившийся в телезвезду, которая превратилась обратно в афериста.

Я не обращаю внимания на этот выпад.

— На кого работает этот Серега Костоправ?

— На Андре Сустевича.

— Ах, вот оно как.

Об Андре Сустевиче я наслышан. После того как принятие закона о коррумпированных и находящихся под влиянием рэкетиров организациях и уголовное преследование поставили крест на «Каза Ностре», в Калифорнию приехали русские. Теперь они контролируют проституцию и ростовщичество во всем штате. Они умнее итальянцев, аппетиты у них неуемные, но еще они в тысячу раз более жестоки. В конце концов, Италия была сердцем Римской империи. Отпечаток этой цивилизации лежит на всех, даже на бандитах. Итальянцы не ангелы, но у них хотя бы есть свои законы. А русские родом из холодных безжалостных степей, не видавших света цивилизации. Там вас могут убить за неосторожный взгляд, там вашего сына, вашего внука и потом и правнука приговорят к смертной казни за резкую фразу или опрометчивый жест.

Главу армянской банды на севере Калифорнии — его еще называют «хан» — зовут Андре Сустевич. Сустевич — наполовину русский, наполовину армянин, и поэтому к нему хорошо относятся и те, и другие. Он также известен под кличкой Профессор — то ли потому, что защитил кандидатскую диссертацию по экономике в Будапештском университете, то ли потому, что всю жизнь изучал влияние пыток на людей. Думаю, второй вариант ближе к истине.

— Они угрожали тебе? — спрашиваю я Тоби.

Тот отмахивается с улыбкой:

— Кто? Серега Костоправ и Андре Сустевич? Угрожали? Из-за каких-то шестидесяти тысяч долга? Ты чего, пап, с ума сошел? За кого ты их принимаешь? — На случай, если я не заметил сарказма, он тихо объясняет, стиснув зубы: — Естественно, они мне угрожали. Думаю, они собирались заняться мной всерьез. Я вовремя вырвался из города.

— Ты всего в пятидесяти километрах от города. Никуда ты не вырвался.

— Но они и не догадываются, где я.

Остается только качать головой. Я-то своего сына знаю. На следующий день все — включая и тех, кто не знаком с Тоби, — будут в курсе, где он.