Джакомо Ванненес - Лучшее прощение — месть

— Вижу, дражайший мой комиссар, что вы не питаете иллюзий насчет нашего правящего класса?

— Именно так. Здесь мои взгляды совпадают со взглядами одного моего парижского знакомого, — сказал Армандо, пристально глядя прямо в глаза начальнику. — Тот утверждает, что «когда строятся пирамиды власти, будь то светская или церковная власть, зло тоже служит строительным материалом». И речь не идет о каких-то отдельных случаях, это вековая традиция. Возьмите хотя бы мафию.

— Да-да, — соглашаясь с ним или делая вид, кивнул Доронцо, не выдерживая пристального взгляда комиссара. — Но есть ли по-вашему какая-то связь между убийством Рубирозы из Турина, пропажей Рембрандта и этим скандалом, о котором уже не знаешь что и думать: здесь и политика, и организованная преступность, и спекуляция подделками антиквариата?

— Многоуважаемый господин начальник, — с иронией произнес Ришоттани, имитируя манеру своего собеседника. — Раз Турин больше не дрожит, когда Рим командует, то я не знаю где искать веское объяснение и какую-либо связь между делом парижского Рубирозы и тех Рубироза, что жили в Турине. Я даже начинаю обретать твердую уверенность, что речь идет о двух совершенно отдельных случаях. Мы по ошибке объединили их, сбитые с толку родством действующих лиц.

Досье Рубирозы полностью объясняет причины убийства Павловской, Дюваля, а может быть, и Граделлини. Возможно, террористы, пользовавшиеся его услугами для перевозки краденого, решили в какой-то момент навсегда заткнуть ему рот. Мои подозрения основаны на особой жестокости этого убийства. Тот же почерк, что с Павловской и Дювалем, если не считать орудия убийства. Их тоже варварски пытали, прежде чем убить.

Что же касается Рубироза из Турина и исчезновения картины Рембрандта, расследование надо продолжать и на совершенно другой основе. Мы по-прежнему занимаемся розыском Шелудивой, которая, похоже, пока исчезла так же бесследно, как и картина. Вполне возможно, что преступник и не подозревал о ценности картины. Испуганный поднятым в газетах шумом, он мог просто уничтожить ее. В этом случае наши шансы на успех практически равны нулю.

Но все это пока только гипотезы, не подкрепленные никакими доказательствами. Во всяком случае, господин начальник, я буду держать вас в курсе дела и при появлении каких-либо новостей немедленно сообщу вам об этом.

Вероятнее всего, однако, нам придется, в конце концов, закрыть это дело, — закончил Ришоттани, откланиваясь.

«Подонок! — думал Армандо, спускаясь к себе в кабинет. — Еще и глуп, вдобавок! Когда я сказал, что убийцы Джулии надеялись найти какой-то компрометирующий материал в ее квартире, даже не догадался спросить: какой? Теперь, когда скандал разразился, не знает куда кинуться, боится, что во второй части досье есть и его имя.

Будь спокоен, Доронцо! Твое имя записано у меня в голове. Эпитафия готова, не хватает только даты».

Все итальянские газеты широко освещали «скандал века» и давали подробный обзор зарубежной печати, посвященной этому делу, называемому «самой грязной историей последних лет». Итальянский Уотергейт, по сравнению с которым американский скандал выглядел детской проделкой.

«Нью-Йорк Таймс», «Геральд Трибюн», «Монд», «Фигаро», «Франс Пресс», «Дейли экспресс», «Франкфуртер Алгемайне», «Нью Вайтунг» в один голос восхищались Индро Монтанелли, который вновь бросил вызов преступной банде политиканов, обвиняя и разя ее коррумпированных представителей и обнажая их связи с мафией и терроризмом.

Для внутренней и внешней политики последствия были самые разрушительные. Губительно сказывалось это и в коммерции, как национальной, так и международной. Биржа, не раз уже обвинявшаяся нью-йоркскими коллегами в недобросовестности, переживала свои самые черные дни.

Поговаривали даже об итальянском Уолл-стрите, хотя уместнее и точнее было бы назвать день публикации досье «черной пятницей».

Все иностранные инвеститоры с большими потерями уходили с итальянской биржи.

Акции «Фиата» за несколько дней обесценились почти наполовину. Та же участь постигла «Дженерали» и «Оливетти».

Акции других компаний ежедневно падали.

Все это не могло не сказаться и на банках.

«Консоб» пыталась убрать из обращения те акции, которые слишком упали, но это оказалось лишь малоэффективным паллиативом, учитывая классическую эмоциональность итальянцев.

Держатели пакетов акций пытались сбыть их с рук почти за бесценок, пользуясь при этом услугами той же биржи, направляемой скрытыми и непотопляемыми силами.

Пострадал и экспорт, хотя, к счастью, здесь размеры потерь были отчасти ограничены.

Ряд американских и европейских импортеров католической направленности, связанных с новыми течениями «деловой этики», отказались от итальянской продукции и ценой высоких штрафов расторгли уже заключенные договора.

Несколько итальянских промышленников, попавших в водоворот двойного краха, — биржевого и производственного, — покончили с собой.

Ватикан, со свойственной ему дипломатичностью, примерами которой полна его история, отмежевывался от всех деятелей правительства, тщательно маскируя связь некоторых своих высших иерархов с лицами, замешанными в скандале по досье Рубирозы.

«Оссерваторе Романо» на первой странице отмечала, что моральное и гражданское падение выходит в Италии за всякие рамки и «отечески» призывала заблудших овечек следовать заветам Господа Бога.

Газета, однако, остерегалась называть какие-либо имена и, несомненно, так и должно было быть, пока не раскрылось бы имя «великого Старца». В заключение проводилась прозрачная параллель с историей «блудного сына» и говорилось о способности церкви к прощению.

Самую животрепещущую тему, о которой больше всего кричали все газеты, — подпольную торговлю наркотиками и оружием, — «Оссерваторе Романо» обходила стороной: святость церкви здесь была весьма сомнительна.

Отталкиваясь от этой публикации, «Правда» на следующий же день выступила с критикой в адрес газеты. Тяжеловесный юмор статьи увенчивался карикатурой, где Папа римский благословлял своего кардинала, гигантская фигура которого лепилась из фруктов и овощей в форме танков, пулеметов, ружей и снарядов. Все это напоминало стиль Арчимбольдо, художника XVII века. Внизу подпись: «Неисповедимы пути Господни, тем более — в Италии».

По всей стране организовывались забастовки и манифестации рабочих, студентов и родителей, напуганных ростом употребления наркотиков. Они требовали от властей введения комендантского часа на улицах Турина, Милана, Венеции, Флоренции, Рима, Неаполя, Палермо, Катании.

Группы хулиганов и экстремистов, смешиваясь с демонстрантами, поджигали автомобили и магазины. Этот вандализм сопровождался убийствами и насилием.