Наталья Андреева - Кара небесная, или Стикс-2

– Небольшая формальность, – говорит парень и прячет исписанные ею листы в папку. – Вас надо осмотреть.

– Ах, формальность! Ну что ж, поехали!

Ей весело. К счастью, все закончилось. И закончилось удачно. Она в Р-ске, ее отпустили. Шрам, правда, на щеке останется. Но зато жива. А со шрамом что-нибудь придумаем. Нет, какая ж дрянь! Та, что на нее похожа! Проворная оказалась! Вот пусть она теперь и выкручивается!

Она пребывает в состоянии эйфории, пока не замечает на окнах решетки:

– Эй! Куда вы меня привезли?

– Успокойтесь. Присядьте.

– Не хочу!

– Вы помните свою фамилию, имя отчество?

– Конечно, помню! Тимофеева я! Олеся Владимировна!

– Год рождения? – спрашивает пожилая женщина в белом халате, что-то записав в медицинскую карту.

– Да что вы ко мне пристали? Я все помню!

Она называет год рождения.

– Быть может, вы все-таки присядете? – вежливо спрашивают ее. – Давайте для начала поговорим о вашем детстве.

– Я не хочу говорить о детстве!

– А о чем хотите?

– Ни о чем! Я хочу домой!

– Вы помните, что произошло в «Лесном»? Вы в состоянии давать показания?

– Я все написала!

– Успокойтесь. Нам надо выяснить, с какого момента вы себя помните, и помните ли вообще. Можно ли вас считать дееспособной.

– Где я?

– На освидетельствовании в психоневрологическом диспансере. Сегодня судья должен принять решение, что с вами делать. Вы обвиняетесь в убийстве.

– Это обман! Меня обманули!

Она бросается к дверям. Вырывается из рук дюжих санитаров, которые пытаются ее удержать, отчаянно кричит, царапается и даже кусается. Слышит, как пожилая женщина, судя по всему главная здесь, кому-то говорит:

– Ее надо сначала успокоить. Я передам медсестре назначение. Завтра поговорим. Диагноз может быть гораздо серьезнее, чем предполагалось ранее. Одно нам ясно: недееспособна.

– Да, да.

– Она останется здесь на принудительном лечении. Похоже, в коре головного мозга произошли необратимые изменения.

– Да, похоже на то.

Она все вспомнила на аэродроме, когда садилась в самолет. Как позавидовала богачке, так на нее похожей, приезжающей в супермаркет на шикарной машине и, по слухам, собирающейся замуж за генерального директора фирмы. Как захотела поменяться с ней местами. А Сашка подлил масла в огонь. «О себе надо думать, о своем будущем». Вместе они это и придумали. Напасть на Ольгу, задушить ее и устроить пожар в сауне. Потом занять ее место, а все будут думать, что погибла кассирша из супермаркета. Таким образом они хотели добраться до денег следователя Мукаева.

– Ох, у нас ничего не получится! – твердила она.

– Все получится, – уговаривал Сашка.

Убить, значит. Ну, что ж… Она и не представляла, что можно так сильно ненавидеть кого-то. Даже изменника Мукаева прощала. Но видеть эту гадину не могла. Это было сильнее ее. Ненависть затопляла, аж в глазах темнело. Сама не понимала: что происходит? Мало того что не могла видеть Ольгу. Все время представляла, как ее убивает. Шептала: «Так не должно быть. Нас не должно быть двое». Ребенок у нее в животе этого не хотел. Она уволилась из прокуратуры, как только поняла, что беременна. Все сразу поймут, от кого. Пойдут сплетни, пересуды, косые взгляды. А случилось все в тот апрельский день, когда впервые исчез Ванька Мукаев. Расслабилась, размякла. Жениться ведь обещал!

Десять лет ждала. А когда желанная и столько лет ожидаемая беременность наступила, растерялась. Потому что Мукаев опять исчез. И что теперь делать? Мать-одиночка? Соломенная вдова? Теперь от него ни помощи, ни поддержки. Как жить, на что жить? Ради ребенка она и решилась. На деньги позарилась.

К ее удивлению, Ольга сама искала сближения. Сама придумала поездку в сауну. Происходило что-то непонятное. Словно соперница искала смерти. Вроде как напрашивалась.

– Я отвлеку ее жениха, – сказал Сашка. – Зубы ему заговорю. Задержу его в комнате отдыха. А ты действуй.

– Ох! Я не смогу!

– Сможешь.

Она и сама удивилась. Как же легко все вышло! Только зашла в сауну и присела на полок, появилась Ольга. А ведь она, Леся, хотела уже идти в соседнюю, к ней, под предлогом, что здесь слишком душно. Сама пришла! В руке – мокрое полотенце. Замахала им, сказав:

– Ох! Жарко тут!

– Да, жарковато.

Посмотрела на нее, и ненависть затопила.

– Вы не возражаете, если я с вами посижу в вашей сауне? – спросила Ольга. – У нас прохладно, а я попариться люблю.

– Да мне-то что? Сиди. Места хватает.

– Ваши, я слышала, за пивом послали. Гуляют.

– Да, гудят.

– Вы не возражаете, если я плесну на каменку эфирного масла? Для духу. Это лаванда. У меня с собой пузырек.

– Да как хотите, – пожала она плечами.

Ольга открыла пробку и, нагнувшись над каменкой, закрыла лицо полотенцем, оправдываясь:

– Жаром пышет.

После чего раздалось шипение, и от раскаленной каменки пошел пар. Леся же кошкой прыгнула на соперницу и сжала пальцами ее горло. Та вскрикнула, попыталась защититься, влажное полотенце упало на пол. Дальнейшее Леся помнила смутно. Вроде бы между ними была борьба, в глазах отчего-то потемнело. Потом Ольга коснулась щекой раскаленного железа и страшно закричала. Она же, теряя сознание, разжала руки. Очнулась уже в больнице. В памяти провал. Как, что, зачем?

Вроде бы рыжий, что приходит в больницу, давний знакомый. Смотрит ласково и все время спрашивает:

– Что ты хочешь? Как ты хочешь?

Она инстинктивно хотела только одного: уехать. Подальше отсюда, подальше от кошмара. От сплетен, от скучной, серой провинциальной жизни. В Р-ске ее ничего хорошего не ждет. Только проблемы. Мать, как узнала, придя в больницу, о беременности, начала ругаться и плакать. Сбережения, мол, небольшие, а скоро дочь и работы лишится. Кто будет ей оплачивать декретный отпуск? И проживешь разве на такие гроши без мужа, без материальной поддержки? Она только и смогла сказать: «Уйди!» Зачем каждый раз напоминать, что ситуация безнадежна? Куда ни кинь, везде клин. Надо же – в больницу попала. А в памяти провал.

…А ведь она готовилась. Присматривалась к богачке, изучала ее привычки, отметила сигареты с ментолом, маникюр с педикюром. И Сашка обещал: помогу, подскажу, буду рядом. А ты со мной поделишься. Так увлеклась, что в больнице, после того как очнулась, первое, что пришло в голову, было: я Ольга. Ведь готовилась ее заменить. В голове был туман, временами и сама не понимала, кто она. О кассе в супермаркете думала с ненавистью, иногда казалось, что жила раньше красиво, деньги тратила легко, одевалась, как королева. «Как меня зовут? Ольга? Похоже, что так».

И только здесь, на аэродроме, вспомнила все. Ну, почти все. И испугалась. Главное, вспомнила, кто она. Ведь они же увозят Ольгу Маркину, не Тимофееву Олесю! Что делать? Зачем ей уезжать?