Энн Грэнджер - В дурном обществе

— Он в самом деле неотесанный, — кивнула я. — Но он ничего не может с собой поделать. Можно от вас позвонить?

— Пожалуйста! — Она махнула в сторону телефонного аппарата и снова уселась за свою рукопись — груда напечатанных на машинке листов все росла.

Мне было очень интересно, о чем же ее будущая книга, но спросить ее я постеснялась.

Я набрала номер, который дал мне Сабо. Через миг его высокий испуганный голосок спросил:

— Алло? Да?

— Мистер Сабо? Говорит Франческа Варади.

— Вы снова видели татуированного человека? — Он аж дрожал от нетерпения; я представила, как он стоит, прижав мобильный телефон к уху.

На заднем плане послышался какой-то шорох, и Сабо, слегка понизив голос и, видимо, обернувшись, приказал:

— Да, да, там и оставьте!

Я решила, что он сидит в номере дорогого отеля и ему только что принесли обед в номер. Мне стало его жалко. Несмотря ни на что, он ничего не может поделать, только дергаться и ждать. Но сочувствию мешала мысль о том, что он хотя бы дергается и ждет в полном комфорте.

Пришлось его разочаровать.

— К сожалению, нет, я его не видела. Зато я все время думаю. Вот интересно, кто-нибудь расспросил друзей Лорен?

— А что? — испуганно и слегка раздраженно спросил он, словно злясь на меня за то, что я посеяла в нем ложную надежду.

Стараясь не злить его еще больше, я осторожно продолжала:

— Допустим, она заметила, что за ней кто-то следит, что ее кто-то преследует…

Сабо перебил меня:

— Если бы она заметила, что ее кто-то преследует, она бы непременно рассказала об этом!

— Я имею в виду нечто не столь очевидное, как назойливый преследователь. Предположим, она заметила, что на улице ей часто попадается один и тот же человек — так часто, что встречи не могут быть случайными, и все же недостаточно часто, чтобы сообщать об этом в полицию. Если бы кто-то в самом деле подошел к ней или заговорил на улице, как бы она отреагировала? Возможно, вам она тоже ничего не говорила, не желая вас беспокоить или думая, что вы сочтете ее страхи необоснованными. Зато она могла поделиться своими подозрениями с другом…

Пауза.

— Полицейские уже наводили справки, — сухо ответил Сабо. — Естественно, они побеседовали со всеми ее близкими друзьями…

— Ох уж эти полицейские… — Я не докончила фразу.

Сабо клюнул и сразу оттаял:

— Ну да! Возможно, ее друзья недостаточно внимательно слушали ее. Даже если она говорила о чем-то таком, самое важное ускользнуло от их внимания. А может быть, друзья Лорен сочли ее страхи необоснованными и ничего не стали рассказывать полицейским.

— Или, наоборот, они сочли ее рассказ неприятным, — не сдавалась я. — Поверьте, иногда женщине очень неприятно признаваться в том, что к ней пристают.

— Поверю вам на слово. — Он снова напрягся. Может быть, решил, что я намекаю на его собственную скрытность в общении с полицией. Мне надо было вести себя осторожно, чтобы не выдать Парри.

Про себя обругав сержанта, я продолжала:

— Меня интересует, был ли у вашей дочери постоянный приятель — желательно лондонец…

— Не вижу связи. — Голос Сабо стал ледяным. — Насколько я понимаю, вы считаете, что она могла поделиться своими сомнениями с Джереми. Но Джереми сразу же передал бы все мне. Он прекрасно понимает, что я хочу знать все, что огорчает мою дочь!

— А может, она сама попросила его ничего вам не говорить?

— Джереми — в высшей степени надежный молодой человек, — ответил он, очевидно не догадываясь, что сам он вкладывает в эти слова совершенно другой смысл, чем, возможно, вкладывала Лорен. — У меня нет причин сомневаться в его искренности. Он очень привязан к Лорен и непременно настоял бы, чтобы она немедленно обратилась в полицию, если бы возник хотя бы намек на какую-то угрозу.

Я ничего не сказала, позволив ему подумать.

— Отлично, — сказал наконец Сабо. — Я позвоню ему и велю ждать вас. Для меня самое главное — чтобы моя дочь вернулась домой живой и невредимой. Ради этого я готов на все… — Голос у него сорвался и задрожал. — Вы не представляете, как давит на всех нас неопределенность, на меня и на Джереми, каково нам сидеть и ждать… Я сейчас же ему позвоню.

Меньше всего мне хотелось появляться у Джереми в качестве ставленницы Сабо.

— Нет! — поспешно сказала я. — Не надо! Будет гораздо лучше, если я зайду к нему как будто случайно и скажу, что уже давно нигде не могу найти Лорен. Что мы с ней договорились вместе пообедать или еще что-нибудь, а она так и не пришла. Вы правильно сказали, надо действовать как бы между прочим.

Важно было внушить Сабо, будто в основе всего лежит его замысел. Все получилось. Хотя я все равно ожидала, что он будет спорить, он почти сразу сдался, без лишней суеты согласился с моим предложением, назвал мне фамилию Джереми и объяснил, где найти его фирму. Справиться с ним оказалось плевым делом.

Я положила трубку, оставила рядом с телефоном монету в пятьдесят пенсов, поблагодарила Дафну и ушла.

Галерея «Тайс» помещалась в большом здании, в узком переулке в районе Новой Бонд-стрит. Судя по виду переулка, изначально его проложили для того, чтобы обеспечить дополнительный проход в здание. Черный ход, откуда удобно выносить мусор. Со временем переулок несколько облагородился; даже мусорные баки оттуда убрали. И все равно его невозможно отыскать, если не знать, где он. Судя по всему, обитатели переулка занимались темными делишками и не хотели привлекать к себе внимание случайных прохожих. Скорее всего, войти в здание можно было только по предварительной рекомендации. Подозрительная контора! Скорее всего, как говорится, они там занимались «экспортом-импортом».

При более пристальном рассмотрении мои подозрения подтвердились. Даже обладая самой буйной фантазией, невозможно было представить «Тайс» местом, где торгуют картинами или проводят выставки. Руководство сидело на верхнем этаже, куда пришлось взбираться по крутой, узкой лесенке. Название было выбито на небольшой, но прекрасно отполированной табличке на внешней двери рядом с кнопкой звонка. Я позвонила, и замок открылся, недовольно щелкнув. Я немного удивилась. Здешние обитатели даже не подумали спросить, кто пришел.

Правда, войдя, я сразу заметила над лестницей камеру, глазок которой был направлен на дверь. Значит, здешние обитатели просто видят посетителей. Они наблюдали за тем, как я поднимаюсь на крыльцо, смотрю на табличку и решаю — позвонить или не позвонить. Мне это не понравилось, и я вошла в самом воинственном настроении.

Я очутилась в приемной, большой квадратной комнате, где господствовал белый цвет — как в больничной палате. Белые стены, белые кожаные кресла, светло-бежевый ковер… Единственными яркими пятнами служили высокое зеленое растение в белом кашпо и темно-синий офисный костюм секретарши. Напротив нее на стене висел монитор, на котором отображалось все, что снимала камера. На ее столе со стеклянной столешницей я увидела изящную деревянную табличку, на которой золотыми буквами было выгравировано: «Джейн Страттон». Что и говорить, в таком месте приятно работать. Должно быть, в самом деле приятно, когда твое имя выбито золотом и стоит на столе перед тобой, чтобы все видели, как тебя зовут. Мисс или миссис Страттон встала, собираясь преградить мне дорогу. Меня тут явно не ждал теплый прием.