Татьяна Соломатина - Естественное убийство – 3. Виноватые

– Надо же! Ритуля, ещё не так давно Алёна была не подходящей для меня партией, практически мезальянсом, деревенщиной-алкоголичкой, а сейчас она милая, интеллигентная, культурная девушка? – нарочито иронично возмутился Северный. – Да-да, здравствуй, матушка! Прости. Нынче спозаранку все забывают пожелать друг другу здравия. – Он покорно поцеловал Риту в демонстративно подставленную щёку. – Фу, воняешь мокрой псиной!

– Я, в отличие от тебя, способна критически относиться к себе. И если я не права, всегда могу признать ошибку и принести свои извинения! – фыркнула Рита. – Его зовут Мальчик. И я вам его не отдам. Животное больное и нуждается в уходе.

– И чем же это животное болеет, скажи на милость? Ну кроме наглости и хитрости, а эти состояния, насколько я помню курс физиологии, трактуются вариантами нормы.

– Он крипторх [5], дубина! Ты что, не знаешь, какими осложнениями грозит крипторхизм?

– Кастрацией!

– Сева, ты идиот! Крипторхизм грозит опухолями! Злокачественными опухолями!

– У собак?! Которых совершенно спокойно можно… – Алёна осеклась, не столько из-за гневного взгляда, брошенного на него Ритой, сколько из-за того, чтобы не расхохотаться.

– Всеволод Северный, вы идиот! – Ещё раз веско сказала Рита.

– Господи, за что?

– За всё!

– Спасибо, Рита, что неустанно напоминаешь своему единственному сыну о том, что он идиот. Хотя он и сам об этом помнит. Я даже – спешу тебя обрадовать новым подтверждением факта сыновнего идиотизма – так и не сделал Алёне Дмитриевне предложение руки и сердца по всем старорежимным правилам, как ты советовала. Можно, конечно, сетовать на то, что мои друзья и друзья моих друзей, а также разнообразные обстоятельства, вроде общечеловеческого любопытства и запачканного вишнёвым пирогом платья, тому помешали, но факты – вещь суровая. В сухом остатке имеем то, что имеем: предложение сделано не по правилам, и от не по правилам сделанного предложения Алёна Дмитриевна отказалась.

– Я бы тоже отказалась выйти за тебя замуж! – хмыкнула Рита. – Как можно выйти замуж за человека, забывшего поздравить любимую женщину с днём рождения? Как можно называть «любимой» женщину, которую ты забыл поздравить с днём рождения?

Повисла пауза. Отошедший от помывочного стресса безымянный терьер-полукровка, он же лохматый саквояж, он же беспризорник, любитель пожевать Кастанеду, кроссовки и баранью косточку с хрящиком, он же, как выяснилось, Мальчик, слегка запоздало – сказывался стресс от купания – уставился на Северного и с радостным поскуливанием попытался вывернуться из здоровенного банного махрового полотенца, стремясь к хозяину.

– Узнал, бродяга! Ну наконец-то! – обрадовался Северный. И тут же вдогонку: – Алёна, прости, я не только идиот, я ещё и свинья. Ты же мне в первую нашу встречу на кухне у Соколова сказала: «Мне тридцать девять. Наш друг Сеня был жестокосердными родителями отдан в школу на год раньше положенного. Но и мои тридцать девять меньше чем через месяц станут неправдой, потому что мне исполнится сорок…»

– Он не идиот, Алёна! – захохотала Рита Бензопила. – Ну не клинический, во всяком случае. Он аутист. Целые куски текстов бессмысленно воспроизводить – милости просим. А с причинно-следственными связями у моего полувекового мальчика проблемы! Как он только репутацию хорошего специалиста заработал, не представляю… Не рвись, ты мокрый, простудишься! – последнее адресовалось псу.

– Мама, он не простудится. Август, жара. Отпусти ты его бога ради! – несколько раздражённо заметил Северный.

Раздражался он не на мать. И конечно же, не на пёсика. Раздражался он только и только на себя. Вот ведь действительно остолоп! Неудивительно, что Соловецкая не приняла его предложения…

– Да не расстраивайся ты так! – Алёна погладила Северного по щеке. – Я и сама забыла, честно говоря. Если бы подруга не напомнила, мы и не выпили бы по поводу. Так и продолжали бы без повода хлебать. Я как сделала себе подарок – собственно эту самую Калифорнию, так сразу же и забыла, что мне уже сорок. Тоже мне, радость, помнить ещё о ней. И к тому же сорок лет не празднуют. Не знаю почему. Знаю, что не празднуют. А вы, Маргарита Пименовна, откуда узнали? – Воткнув руки в боки, Алёна Дмитриевна переключила своё внимание на матушку любимого. Потому как на самого любимого было жалко смотреть. А когда на красивого, здорового и сильного взрослого мужика жалко смотреть, смотреть на него не очень-то и хочется. Особенно если ты не из тех женщин, что умеют жалеть мужчин.

Маргарита Пименовна отпустила, наконец, пёсика на волю. Он тут же кинулся к Северному обниматься-целоваться. Всеволод Алексеевич механически погладил его по спине, и пёс, недовольный недостаточно пристальным вниманием к его персоне, ускакал куда-то в комнаты, предварительно фыркнув что-то на манер: «Ну, я тебе покажу!»

– Узнала, узнала. Как вы заметили в позапрошлую нашу встречу, Алёнушка, почти все мои друзья-знакомые-приятели умерли. Почти, да не все. Вот и потрусила Маргарита Пименовна Северная былыми знакомствами. Попросила разузнать всё про Алёну Дмитриевну Соловецкую. Уж больно девка красивая и умная, не смотри, что слегка заносчивая. Не могла же я вручить единственного сына какой-то непроверенной дамочке!

– Мама! – попытался осадить родительницу Всеволод Алексеевич.

– Что «мама»? Ну что «мама»? – окрысилась Рита. – Ничего плохого, кроме хорошего, я про Алёну не узнала. Девка молодец. Мужикам нравилась, а замуж не выходила. Сама дочку подняла, сама же карьеру сделала! А потом всё к чертям послала – и тоже по собственному желанию, – это надо характер иметь. Тебе подходит!

Северный придумывал, что бы такое матушке ответить поязвительнее. У Алёны в глазах мелькали весёлые бесенята. Рита Бензопила моргала невинно, что не предвещало для Всеволода Алексеевича ничего хорошего. И в этот момент в кухню вошёл терьер-полукровка, волоча в зубах… О, сейчас грянет такая буря, что гнусная безродная псина вылетит из Ритиного дома быстрее пингвина, катящегося по льдине. Возможно, прямо через окно. Потому что в зубах пёс крепко держал плюшевого медведика в брендированной буковками «MGH» кукольной хирургической пижамке с игрушечным же фонендоскопчиком на шее. Помнится, ещё в начале замшелых девяностых Севин отец привёз этот сувенир из главного госпиталя штата Массачусетс. Мемориального медведя не дозволялось трогать никому. Особенно после смерти папы. Как-то раз о чём-то задумавшись, Всеволод Алексеевич машинально взял с полки плюшевый презент американских докторов… И даже мысль додумать не успел – на него тайфуном «Катрин» набросилась Рита и разве что не поколотила. А уж сколько нового он о себе тогда узнал! Матушкина ласка в тот раз брызгала просто фонтаном… Ну всё, пёс, береги единственное яйцо! Ты посягнул на реликвию! Дай бог живым тебя отсюда увезти.